понедельник стало таять и вот опять минус деять-пятнадцать. Скрип стал меньше – вагон прискрипелся, притерся. Еще одна остановка. И вот Кротово. Вагон затих. «Товарищи пассажиры, будьте внимательны! В случае обнаружения безхозной вещи обращатся в полицию или дежурному по вокзалу». Понятно. Я сошел на перрон, пошел в туалет, мне еще ехать автобусом. В углу рядом с нечистотами лежал человек, мужчина с приспущенными штанами. Бомж – первое, что пришло мне в голову. …рядом с ним банка с едой, ложка: шел на работу, банка-термосок, и – не дошел, подумалось мне. Бывает. Я вышел. До автобусной остановки было метров четыреста. Я не торопился, успевал. Я пришел, автобус уже стоял, ждал меня. Я купил на автовокзале билет, но в автобус водитель меня не пустил, рано, без десяти. Кто платил за проезд наличными, таких было немало, сразу проходили в автобус. И здесь воровство. Схема до банального проста: деньги за проезд водитель присваивал, не давал билет, а чтобы пассажир не роптал, делал скидку на билет. Десять-пятнадцать рублей. И пассажиру хорошо, и водителю на карман. Я предпринял вторую попытку пройти в автобус, и опять отказ. Водитель не хотел, чтобы я видел, как он шельмует. Только ровно в одиннадцать я сел в автобус.
А ты хотел бы вот так же делать деньги? Как он был одет?.. так и лежал на грязном полу? Ты хотел бы вернуться помочь? Я уже не помнил всех вопросов теста.
Отомстил
В комнате было темно. Минут десять, наверно, он упорно всматривался в круглые кварцевые часы на стене – кажется, был седьмой час, пять минут седьмого. Да! Пять минут седьмого: обе стрелки – как одна прямая. Вставать было рано, он опять закрыл глаза. Правая рука совсем онемела. Он убрал ее из-под головы, положил на подушка как вещь, что-то не живое. Рука медленно наливалась кровью, оживала. Танька лежала на спине, бесстыдно раздвинув ноги; он – у стенки, не повернуться, тесно. Кровать была полутораспальная. Он хотел разбудить Таньку, чтобы подвинулась, но, нащупав миниатюрную Танькину грудь, успокоился.
Таньке не было еще тридцати, а он уж разменял пятый десяток. «Ей бы хорошего парня, а она вон связалась с мужиком. Нехорошо все это. Неправильно, – думал он. – По пьянке чего не бывает?» Трезвой Танька не заходила. Давай разбежимся, чего народ смешить, не раз он предлагал. Но Танька и слышать не хотела, чтобы разойтись; говорила про любовь. Он не очень верил в ее любовь. Будь Танька постарше, тогда можно было бы до чего-нибудь договориться, а так – детский лепет. У нее была от Германа дочь, пять лет. Вот уж два года прошло, как Танька с Германом не жила. Они даже зарегистрированы не были, как муж и жена: так, жили по обоюдному согласию. …и вот однажды разбежались. Танька даже на алименты не стала подавать. Она уж год ходила с Виктором. Через неделю у них свадьба.
Трезвая Танька все больше отмалчивалась, скромничала, зато пьяная – трещала без умолку. Ей нравилось быть веселой, этакой разбитной. Может, она поэтому и пила, чтобы быть веселой. Танька не была красавицей,но мужчины на нее засматривались.
