нас хорошо. На первое давали щи с мясом, на второе – каша, тоже с мясом, молоко. Он совсем близко подошел к нам, сильно наморщил лоб, точно вспоминая. В глазах его не было и намека на здравый смысл: тупой, ничего не выражающий взгляд. Он стоял напротив солнца, поочередно закрывая то один, то другой глаз.
– Дай закурить, – с усилием открывая рот, простонал он.
Во дворе замычала корова.
– Му-му, проклятая, – передразнил он животное.
Закурив, он сильно втянул носом воздух, закрыл глаза.
– Я могу полчаса просидеть под водой, – вдруг признался он.
– А пять минут можешь?
– Пять минут не могу.
– Водолаз! Расскажи про подводное царство, – набежала ребятня. – Водолаз, ну расскажи.
Водолаз со знанием дела сел на березовую чурку, раскинул ноги.
– Я вчера купался у моста, – нудно протянул он. – И носом зацепился за балку, чуть не сломал ее.
Водолаз выругался.
– Ты про подводное цартсво расскажи, – дергал карапуз Водолаза за рубашку.
Водолаз встал и, перекосивши рот, затянул грустную песню, пошел за коровник. Глухой голос его, слов было не разобрать, уходил куда-то под землю.
Корова невдалеке паслась. Упругие соски ее тяжелого, полного молока вымени торчали точно пальцы. Корова осторожно подогнула передние ноги, стала заваливаться на бок, не переставая жевать. Она лежала, чуть подрагивая ушами, отгоняя хвостом мух. Подошла хозяйка, ласково почесала ей за ухом.
– Вставай! Айда, – позвала она.
Корова лежала. Тогда хозяйка взяла хворостину и легонько ударила развалившееся животное по ляжке. Корова поднялась.
– А!А!А! – с воплем выбежал на дорогу Водолаз, пуская слюни.
– Опять притворяется, будто пьяный, – сказал паренек в кепке.
Больно было смотреть на перекошенное лицо Водолаза, пустые глаза… но любопытство брало вверх. Скоро Водолаз успокоился, расстегнул штаны, стал мочиться.
Вошь.
Он сидел на кухне, ужинал и думал о коррупции. Второй день уже он писал «Коррупция вчера и сегодня». Писалось тяжело. В четверг, через два дня, статья должна лежать на столе у главного редактора газеты «Новь». Больше тридцати лет он писал, работал корреспондентом, и не было такого, чтобы устал, надоело; писал он всегда с желанием. За ужином хорошо думалось. Изредка он отвлекался, думал о своем, личном, потом опять возвращался к статье. Ел он много, любил мучное, но не толстел. Этот свой феномен он объяснял тем, что в ДНК отсутствовала информация на ожирение и, как сказал один из знакомых, он был из породы гончих. Он был выше среднего роста, почти седой. Усталый внимательный взгляд, тонкие губы, нос с горбинкой… в возрасте мужчина. Звонок. Он никого не ждал, имел затрапезный вид – сиреневое поношенное трико,
