сладости, то уберет их. Отец же будет сидеть во главе стола, дожидаясь пока все наконец-то сядут, негромко вздыхать.
Так происходит каждый раз и такие моменты превращаются в теплые и светлые воспоминания. Именно за таким скучаешь особенно сильно. Он услышал, как отец начал ворчать, говоря, что не к чему все это, и пошел вперед.
Ванная комната была в самом конце ярко освещенного коридора. Справа расположились две плотно закрытые двери. Одна в его комнату, другая в Женину, а в самом конце, возле ванной, комната родителей. На стене висели фотографии – их мать когда-то мечтала стать фотографом, а также она ужасно сентиментальна. Она любила рассказывать истории с их детства и до сих пор хранила их детскую одежду, в некоторую она их одевала, когда они были ещё младенцами. Эта одежда лежала в отдельной коробке и иногда мама её доставала и с умиленной улыбкой разглядывала крошечные носочки и чепчики.
Виталик приостановился, глядя на стену. На первой фотографии ему было лет пять. Они всей семье собрались на старом диване, а на стене висел ковер. У мамы была прическа в стиле девяностых, а папа ещё по-юношески задорно улыбался. Виталик сидел между ними, на диване, Женя сидел на коленях матери и не смотрел в объектив. Его полностью увлекла прядь волос мамы, и он сжимал её в маленьком кулачке, внимательно разглядывая.
На второй Виталику было десять или девять. Он уже начал вытягиваться и был жутко нескладным. Большая голова, тонкая шея и торчащий нос. Он стоял с Женей по пояс в снегу, и брат вцепился в его руку.
Тринадцать, а потом пятнадцать. Он помнит, как не хотел фотографироваться. Жене, наоборот, нравилось и он пытался уговорить брата. В конечном итоге они сфотографировались, но Виталик выглядел недовольным, а родителей это только смешило.
Семнадцать. На этой фотографии болезненно сжалось сердце. Это был его выпускной, Виталик наконец-то закончил школу и теперь перед ним открывался совершенно другой мир. Семнадцать. В семнадцать он начал жить по-другому.
На фотографии он радостно улыбался, а вечером этого дня он напился так, как не напивался до этого ни разу. Он едва смог приползти домой. Родители, к удивлению, его не ругали, вздыхали лишь и следили, чтобы ему не стало плохо.
Он был тогда ещё совсем ребенком, почти совершеннолетний, но он не понимал, как самостоятельно принимать решения и отвечать за них. Он только начинал понимать себя.
Он бросил быстрый взгляд вперед и в горле встал ком. Осталось совсем немного до пустой стены, где нет больше фотографий.
На следующей ему было восемнадцать. Они всей семьей поехали на море и сделали эту фотографию. Папа сгорел на солнце и его плечи были ярко красными, мама аккуратно завернулась в, ядовитой расцветки, парео. Виталик был ещё мокрый, он не успел просохнуть после моря. Он практически целый день не вылезал из воды и ради этой фотографии его едва ли не за шиворот вытащили с воды. Женька накинул на плечи полотенце, он
