1930 годов. Из такой штуки он бы и через дверь меня, при желании, достал. Странное дело – мозг человеческий. В такие напряженные минуты обращаешь внимания на вещи, которых в другое время даже и не заметил бы. Ну, какая, скажите на милость, разница, какая из многочисленных модификаций винтовки послужит для тебя билетом в иной мир? Совершенно никакой.
– Еще раз здравствуйте, дядя, – повторил на всякий случай.
Мало ли что придет в голову старику? Может он тут в глуши ослабел рассудком и вообразил себя партизаном? Хоть я и не шибко похож на немецко-фашистского захватчика, но кто может за это поручиться? Умирать от пули выжившего из ума родственника нисколько не хотелось. Впрочем, от пули здравомыслящего не родственника тоже как-то особо не тянуло.
– Проходи, коль принесла нелегкая, – дядя широким жестом указал стволом на дверь в дом. Надо заметить, что почти четыре килограмма стали и древесины в его руках смотрелись весьма уверенно. Рука у родственника, несмотря на преклонные годы, по всему видать была еще крепка. Я открыл дверь и, перешагнув высокий порог, покинул сени, причудливо подсвеченные лазерами солнечных лучей, пробивающихся через множество мелкие отверстия в двери. Дядя шел следом.
– Садись, горемыка, – ствол гостеприимно указал на стоящий в правом углу стол, на котором, подтверждая худшие подозрения, стояла полупустая «четверть» и глиняная миска с вареной картошкой.
Картину дополняли лежащая на столе старенькая «тулка» и стоящая посреди стола керосиновая лампа. Сняв со спинки плотно утрамбованный патронташ бурского типа и положив его вместе с несчастной рептилией на стол, я поставил сумку на пол и уселся на плотно сколоченный стул и огляделся. За годы, прошедшие с моего последнего визита ничего по большому счету, насколько можно было разглядеть в обманчивом свете острых солнечных лучей, пробивающихся через порядком продырявленные ставни, в доме ничего не изменилось, если не считать висящего в «красном углу» портрета Путина, вырезанного из какого-то журнала. Раньше, если меня не подводит память, там висели портреты Ленина, Сталина и Андропова.
– А что тут у вас происходит? – невинным тоном поинтересовался я.
– Известно что. Пришло наказание за грехи наши, – дядя крутанул головой и уселся на застеленную воглым солдатским одеялом кровать.
Что интересно, ствол винтовки, лежащей на его коленях, будто ненароком был направлен в мою сторону.
– В смысле? – понимая, что в этом доме все-таки не «все дома» для поддержания разговора поинтересовался я.
Дядя проигнорировал вопрос и продолжал пристально рассматривать меня:
– Давненько мы с тобой не виделись. Года с девяносто пятого?
– С две тысячи второго. Я тогда на кладбище приезжал, – счел нужным я внести ясность, начиная уже слегка нервничать.
– Точно. Где-то так и есть, –
