не выносила лжи и связанных с ней подлости и двуличия. Пару раз, ещё в младших классах за попытку соврать я был ею нещадно избит… и мы к вопросу о том, говорить ли правду или что-то иное больше не возвращались.
После того урока, где я удачно ответил по творчеству Николая Васильевича Гоголя, мне очень хотелось, чтобы в дневнике красовалась очень красивая и очень красная «четвёрка» с плюсом по русской литературе. Во время ответа «с места» я выдал экспромт состоящий из собственного представления о произведениях классика (к тому времени мне удалось прочитать весь «украинский цикл» Н. В. Гоголя), который оказался в целом созвучным с требованиями программы советской школы. И Евгения Михайловна сказала, что это был бы лучший ответ на уроке, если бы я закончил своё выступление «выводами», о которых она говорила на прошлом занятии. А поскольку не додумался, то не «пятёрка», а «четыре» и даже с «плюсом», что тоже прекрасно характеризует моё отношение к русской литературе в целом. И я был рад, поскольку очень любил предмет (в числе истории, географии физкультуры и английского), но за свои письменные работы почему-то почти всегда получал «тройки». Именно в «тройках» и очень редких «четвёрках» была моя толстая общая «литературная тетрадь», которую я завёл в начале учебного года, хотя вести такие тетради ученикам не позволялось.
Я стоял среди других учеников, склонившись к столу учителя и вдруг почувствовал, что сзади кто-то довольно сильно отпускает мне «леща» по пятой точке. Я не глядя отмахнулся, но удары не прекращались. Обернулся и увидел широкую улыбку одноклассника – охламона по фамилии Тырмак. Здоровенный детина для своих лет (примерно на голову выше меня), таким образом развлекался, и, видимо, ему было очень весело. Евгения Михайловна этого видеть не могла, она была занята выставлением отметок в классный журнал, дневники и тетради. Она также не заметила, как я сначала оттолкнул Сергея (так звали Тырмака) и сказал: «Э-э, чувак, завязывай!». Но он остановиться не смог и упустил момент, когда шутка вышла за рамки шутки и нужно было прекратить. Просто оставить меня в покое и выйти класса. Евгения Михайловна обратила свой взор на нас только тогда, когда я, возможно сам того не желая, резко развернулся и провёл очень сильный и очень точный удар правой в челюсть Тырмака.
Это было ужасно. Голова Сергея откинулась, самого его отбросило примерно на два шага и, хотя на ногах он устоял, глаза, что называется «поплыли». Я тут же очень пожалел об этом. Никогда больше ни «до» ни «после» мне не было так больно и стыдно от собственного поступка. Я повернулся к учителю и увидел БОЛЬ в её глазах, за стёклами очков. Это была боль и за Тырмака, и за меня… Не помню точно, что она тогда сказала, но голос её дрожал и это усилило трагизм ситуации.
Сергей Тырмак был слабым учеником, умом, смекалкой и физической ловкостью не отличавшийся. Но человеком он был беззлобным, достаточно щедрым и в общем,
