незнакомкой исчезли из сверкающего огнями новогодней ёлки ресторанного зала и очутились в квартире неподалёку. И в этом случае, для меня за «горизонтом событий» остаётся знание того, кем и где бы я был сегодня, в новой реальности, если бы тогда дал согласие на приглашение, а не поступил по своему выбору. Наверное, тот кто видит гораздо дальше чем я, посчитал, что мне не следует ехать в дом, где есть всё, и больше никого нет. Он и направил меня к человеку, который ничего мне не дал, но ничего и не отнял.
Поэтому… я меняю направление мысли, а вернее, направляю мысленный сигнал самому себе в ночь на 1 января 1984 года, глядя на маленького пластикового страуса (этот, чудом сохранившийся сувенир с того новогоднего стола, теперь стоит на моём рабочем столе). Сигнал заключает в себе мысль о том, что я ни за какие коврижки не должен соглашаться на романтическую встречу, но главное, в дальнейшем не сожалеть об этом…
Вот… теперь всё. Теперь, всматриваясь сквозь прозрачную, но мутноватую стену времени, разделяющую Настоящее и Прошлое, я вижу себя солнечным утром 1 января 1984 года, бодро шагающим в Дом культуры, где должен организовать и провести новогодний утренник для детей работников нашего объединения.
Окно
Не могу сказать, что пацанва, с которой меня свела судьба в одном из бесчисленных военных городков, где служил мой папа в начале семидесятых прошлого века, отличалась дружелюбием. Во всяком случае, по отношению ко мне. Нет, конечно, открытого противостояния не было, может быть только подрались пару раз с одним мальчиком, который считал, что именно он должен, просто обязан был меня отлупить. В общем, ничего необычного. Но и дружить со мной никто особенно не стремился. Как-то раз позвали сыграть в «двадцать одно» на баскетбольную площадку, «на нос». Проигравший должен был прокатить носом баскетбольный мяч по периметру площадки четыре раза. Проигравшим оказался, разумеется, я. Вообще-то, для того и позвали. Всем, кроме меня было очень весело. Хотя бывали и другие моменты, более приятные и весёлые, но так уж мы устроены, что боль запоминается сильнее, и враги запоминаются навсегда.
Однажды один из моих приятелей влез к нам на балкон (мы жили на первом этаже) и заплевал через трубочку всё оконное и дверное стекло. Ему не понравилось, что я был занят уроками и не пошёл с ним гулять. Я смотрел на него сквозь грязное уже стекло, а он всё плевал и плевал. До тех пор, пока не закончились «боеприпасы» – разжёванная макаронная крошка. Его «отпадную» выходку шумно одобрили ещё несколько приятелей, околачивающихся поблизости. Они гоготали и улюлюкали, наслаждаясь картиной этого безобразия. Наверное, мне следовало открыть балкон, и дать ему по морде. Но я этого не сделал. Не потому что побоялся, а потому, что в общем, не знал, как следует реагировать на это действие. Ведь Юрка считался моим приятелем…
Потом с работы пришла мама. Конечно же, в первую
