репенулось желание подняться с шезлонга, чтобы найти кисти и краски. Но алкоголь снова убедил сознание ничего не делать, мол, и так хорошо. И вечный вопрос – зачем, растворяли легкий бриз, ласковое солнце и шампанское. Я погрузилась в дремоту. Не сказать, что приятную. Что-то такое мерзкое, отдаленно напоминающее чувство вины, шептало мне: я должна встать и что-то сделать. Оно мешало моему покою.
Когда же это началось? Почему сейчас, когда я стала абсолютно счастливой женщиной, в шаблонном понимании счастья, и достигла всего, чего хотела, и того, о чем мечтают миллионы женщин, мне хочется выть?
Я живу в роскошном доме в самом красивом месте Лазурного берега Кап Ферра, у меня двое прекрасных детей, близнецы – мальчик и девочка, мой муж неприлично богат, даже не стар и умен. У меня полная свобода, неограниченный счет в банке, куча профессиональной прислуги, гувернеров, репетиторов для детей. Что еще надо женщине для счастья? Да, мой муж редко бывает с нами. Это правда. Его главные офисы находятся в Москве и Лондоне, он навещает нас время от времени. Но мы часто говорим по телефону, у нас отличные отношения. И по правде говоря, мы не сильно нуждаемся в ежесекундном обществе друг друга.
Я вышла замуж достаточно взрослой – в 34 года, моему будущему мужу на тот момент было 45. Я моталась по миру, имела интересную работу, знакомства и сама неплохо зарабатывала. Когда Михаил обратился ко мне с просьбой оценить его коллекцию картин, я и не смотрела на него как на завидного жениха. Давно работая с такими людьми, я имела определенное мнение об их специфическом мире и, по правде говоря, не особо стремилась принадлежать ему. Я любила свое пространство. Получая хорошие комиссионные за составление коллекций картин и других произведений искусств для богатых наших и не наших соотечественников, я давно усвоила их правила и знала свое место. У меня не было ни зависти, ни желания войти в этот мир. Хотя для многих он казался чем-то особенным, я видела как и грязь, так и светлое в нем. И по большому счету он ничем не отличался от страстей, разыгрываемых в какой-нибудь захудалой деревне или заштатном городке любого конца земли. Люди есть люди. Те же страхи и глупости. Различие в деталях, оттенках и деньгах…
Кирпичик за кирпичиком я строила свой мир… Тогда я еще рисовала… много и увлеченно, не мечтая о славе, не стремилась продать свои картины. Я просто их любила. И редкие моменты, проведенные за мольбертом на природе или дома, были самыми счастливыми для меня. Я мечтала заработать деньги и открыть студию живописи, где буду обучать детей выражать свою вселенную с помощью красок. Тогда я знала, как это делать. И знала, что это – мой дар, дар обучать.
Я привстала с шезлонга и сама налила себе шампанского. Мой персонал с некоторых пор стали нагло всем своим видом показывать свое отношение ко мне! Вернее, к моей любви к шампанскому! Как они смеют!
Так, ладно, о чем это я? Ах, да, о слугах… нет… пошли они… нет… А! Вспомнила! Я пыталась вспомнить, когда вдруг перестала рисовать… Я рисовала, когда была беременной… да, конечно же! Михаил привез меня в новый дом на Кап Ферра, когда я дохаживала последние месяцы. Я должна была родить в лучшей клинике Монако, провести несколько месяцев с малышами на Кап Ферра и потом вернуться в Москву или Лондон,чтобы продолжать работать с Михаилом и растить детей рядом с ним. Малыши родились здоровыми и спокойными. Через три месяца мы переехали в Москву, и там они заболели. Оба. Очень тяжело и надолго. Мы вернулись во Францию, и дети быстро пошли на поправку. Мы поехали в Лондон к папе, и все повторилось. Тогда я и перестала рисовать. Дети болели везде, кроме как на Лазурном берегу. Тем более подходило время принимать решение, где им учиться. Конечно же, или в Монако, или в Ницце, пока они маленькие, а уж потом, лет с 11, когда они окрепнут, можно перебраться и в Лондон.
Вот так мы и живем…
Скука… Смертельная скука… Я с ненавистью смотрела на море, пальмы… Они разрушали меня, но я уже не хотела ничего… я не хотела бороться. Или что-то менять. Зачем? Смешно сказала – бороться? С чем?
Я прикончила бутылку к обеду и размышляла, что надо напрячься и сходить на кухню за новой. Но вряд ли она там есть. Прислуга делает вид, что забывает остудить шампанское. И теперь надо тащиться в погреб… Скоро подадут обед. И тогда я выпью белого вина… потом посплю и, может, к вечеру смотаюсь в Монако. Надо посмотреть новую коллекцию «Шанель»… Скука… мне не нужна «Шанель»… мне надо найти повод встать… За книгой… бутылкой… красками… Надо встать… не хочу… потом… Тяжелая и липкая дремота надавила на глаза и погрузила мозг в тягучий сумрак.
И тут зазвонил мой мобильник. Московский номер Мишиной секретарши … Я нехотя нажала кнопку.
– Викусик! – Вечно радостный голос Маши вырвал меня из вялой дремы.
– Привет! Я только что в Ницце села, Михаил Иванович меня на недельку отпустил! Велел тебя навестить! Сказал, что могу у вас остаться! Я сейчас приеду! Жди! – и она бросила трубку.
Я разом протрезвела. С ума сойти! Не спрашивая меня, мой муж присылает мне свою секретаршу, и еще она останется
