взгляду можно безошибочно определить возраст, – засмеялся он. – Впрочем, иногда школьницы умело притворяются взрослыми. Но я готов поклясться, что ты учишься в школе. В десятом классе…
– В одиннадцатом, – поправила она, досадуя на свои проклятые манеры и неумение любезничать. Она привыкла грубить всем подряд, всем лицам мужского пола, кроме отца, брата и тренера. А Толику ей грубить совсем не хотелось. Вдруг он обидится?
Неожиданно она испугалась и отстранилась от него. Просто молчание слишком затянулось, и она очень остро ощутила, как близко этот парень. Недопустимо близко. Пусть он ничего не делает, все равно, кто знает, что у него на уме.
– Давай вернемся, – попросила она тихо.
Он согласился, не скрывая своего удивления. “Ну и пусть! – подумала она. – Мне же будет лучше!”
Во всех трех комнатах Замятинской квартиры свет был погашен, только в зале, где собрались танцующие, мигала самодельная цветомузыка, но при ее слабом свете только стоя лицом к лицу можно было узнать знакомого человека.
Алька прокралась вдоль стен и спряталась в спальне самого хозяина. Ей это было безразлично. Она должна была побыть немного одна и согласовать друг с другом мысли и чувства. В комнате было темно, но она нащупала возле окна стул и опустилась на него почти без сил.
В себе она сомневаться не могла – бесспорно, Толик ей нравился, и она с удовольствием еще раз убежала бы с ним на крышу, если бы… Да, если бы она была уверена, что он не смеется. Насмешки она боялась даже больше, чем прямого оскорбления или одиночества. Толик такой симпатичный, а за столом сидели, помимо Альки, такие хорошенькие девушки, одна другой лучше, и игриво улыбались… Улыбаться мальчикам Алька не умела, да и не хотела. Нет, смеяться над собой она никогда и никому не позволит.
Ну почему, почему она не худеет от тренировок? Хотя, даже похудев, невозможно сразу стать женственной. Нужно учиться медленно и плавно ходить (с ума сойти, какая это мука!) и вообще, измениться полностью, с головы до ног… Выбросить из лексикона жаргонные словечки, такие иногда меткие, отучиться ехидничать, да усвоить всякие эти взгляды искоса и милые улыбочки…
Но ведь это означает отказаться от того, что ей больше всего в себе нравится! Это значит – поддакивать родителям, Лоре, тренеру, плыть по течению и не иметь своего мнения.
Нет, на такое она не пойдет даже ради дружбы с Толиком. Пусть принимает ее такую, какая она есть, а иначе… иначе пусть убирается ко всем чертям!
Дверь в комнату приоткрылась, кто-то просунул в щель голову и оглядел комнату. Алька надеялась, что ее не видно в темноте, однако ее черный силуэт возле окна отчетливо выделался на фоне темно-синего неба. Толик без колебаний шагнул к ней, пошарил рукой по стене возле двери и щелкнул выключателем. Комнату залил свет.
Жмурясь от яркости, Алька пыталась привести в порядок мысли. От волнения она решила пойти в атаку.
– Что тебе нужно? – возмущенно воскликнула она. – Не подходи ко мне!
– В чем дело? – изумился Толик. – Я так долго
