закричал прямо в ухо профессору сын.
– Что? Что? Кто? Я? – человечек забавно подпрыгнул на месте и завертел головой.
– Конь в пальто! Ты. На, вот, – сын всунул ему в руку красную-алую-закатную розу, одну, а сам приложился к новой, только что откупоренной бутылке портвейна.
– Зачем мне все это? – в одной руке профессора все еще была бутылка, а вторая теперь была занята розой.
– Это ты дай сюда, – сын отобрал бутылку, – а сам иди и познакомься с ней.
– Я!?
– Мать твоя!
– Но, позвольте…
– Хуёльте! – сын поставил обе бутылки на асфальт. Одну из них тут же ухватил, казалось, дремавший отец, сделал несколько глотков, обнял бутыль и весь как-то сжался, съежился, словно ему было холодно. Сын же схватил профессора за плечи и подтолкнул в сторону блондинки, которая все еще сидела на скамейке и что-то упорно высматривала на экране смартфона.
– Я не могу! – закричал человечек. – Не могу и не могу, и все!
– Не хочу, не буду, да-да, слышали это уже! Давай, вперед, мужик, только действие, только свобода, только ветер и только солнце! Пошел!
– Да не могу я!!! – в отчаянии закричал человечек. – Ведь я всего лишь человечек!
– Так стань Человеком! Языка, что ли, нет? Рук? Ног?
– Не в этом дело! – профессор впервые повысил голос, он дрожал от страха и ярости.
– Я тебе, сука, сейчас пинка дам, чтобы полетел к ней на всех парах!
– Не могу! Я вам ясно сказал, молодой человек, и вообще, в конце-то концов, что вы себе позволяете! Я…
– Головка от хуя! – закричал сын во всю глотку. – Ты никогда в жизни ни на что не решишься, так и будешь сидеть в своей пыльной херне! Повеситься можно от твоей жизни. Меня тошнит от тебя, реально тошнит! А ты можешь подохнуть в любой момент, хоть сегодня вечером! Как жил крысой, так и помрешь…
– ДОВОЛЬНО! – взревел профессор громким, ясным, яростным и немного дрожащим голосом. – Это не ваше дело! Не ваше дело! Кто вы такой, почему лезете в мою жизнь?! Я вас знать не знаю, катитесь к черту! Катись к черту! Катись к черту! – голос человечка ослабевал и давал хрипотцу, его била крупная дрожь, он бросил цветок на землю и растоптал алые лепестки. Кажется, он плакал, всхлипывал в наступившей тишине и прятал лицо. Сыну нечего было ответить, и человек быстро-быстро зашагал прочь. Кай громко замяучил.
– Уж ты-то не добавляй… – сказал коту хриплым голосом сын и закурил сигарету. – Я как лучше хотел, эх, бать, а ты чего думаешь? Батя?
Отец сидел, покачиваясь из стороны в сторону, он обнимал пустую бутылку.
– А, старый черт, опять наебенился, и что нам теперь делать? Эх… – сын вырвал пустую бутылку из рук отца и с размаху разбил ее об асфальт. Прохожие вздрогнули, спрятали взгляды и отошли от греха подальше. Сын сел на бордюр рядом с отцом и обнял его.
– Эх, батя, батя, эх, жизнь моя жестянка…
***
