заждались.
– А ты куда сейчас пойдёшь?
Яков пожал плечами, оторвал телефон от уха, и посмотрел на экран.
– Так как свидание закончилось, то у меня появилось уйма времени.
– В чем проблема? Сходи на открытые дебаты по биологии. Помнишь наша блогерша тебя туда настойчиво приглашала.
– Лола?
– Она самая.
– Хм. Даже любопытно стало как она будет выступать перед публикой без коврика для йоги. С трудом верится, что она разбирается в таких вещах.
– Вот сходи и узнай. Вдруг что-то стоящее услышишь. Она кстати выступает от лица креацианистов.
– Да ладно. Не может быть, чтобы у нее были такие убеждения. Или это для раскрутки нового блога?
– Сходи и узнай. – настойчиво сказал Герман.
Яков кивнул.
– Вот и умница. – одобрил Герман. – А вот сейчас мне действительно пора.
Не дождавшись прощания, Герман повесил трубку. Яков еще раз посмотрел на циферблат на мобильнике. Времени еще полно. До университета рукой подать. Делать все ровно нечего. Да к тому же нужный трамвай подкатил, стоило ему приблизиться к остановке. Яков запрыгнул в транспорт, просканировал карточку на входе, и уселся у окна. Он до того привык ко всему, что творилось вокруг, что все его действия стали машинальными. Яков изредка задумывался над тем, а живет ли он на самом деле, или жизнь его просто череда машинальных действий? Они с братом жили, как им казалось, полной грудью, но такая ли жизнь должна заполнять его грудь? Когда-то лет в двадцать два, Яков мог глубоко задумываться над всем, что происходит вокруг, ища во всем скрытый смысл. Тогда его амбициозной голове было невдомек, почему в жизни не все так просто и логично как в математике. Почему нельзя некоторые веши взять и продифференцировать, а некоторые пометить знаком константы. Все тогда было бы предельно ясно. Стыдно ему было бы сейчас признаться в том, что он когда-то мечтал если не изменить мир, то хотя бы нарушить привычный уклад вещей. Смеха ради, он порой вспоминал свои неудачные попытки, которые он уже детально не мог припомнить. Он просто знал, что было время, когда он был другим. Но это было так давно, что теперь все казалось сном.
С наступлением весны ему исполнилось двадцать восемь лет. А это, как сказал Герман, очень хороший возраст. Правда, брат не пояснил чем он так хорош, но Якову было все равно. Он и сам дивился тому, что ему давно стало до всего все равно. Может быть в четверостишии, который служил ему с Германом паролем и впрямь есть что-то правдивое? Ведь куда ни глянь, а все на одно натыкаешься. А если не наткнёшься сразу, то со временем все равно откроется сущность любой обёртки. Так что все одно и все дерьмо. Яков закрыл глаза, так как солнечные лучи начали плясать по ресницам. Вот так, с закрытыми глазами куда легче думается о таких важных философских понятиях.
Яков так и просидел как восковая кукла, пока не была объявлена нужная остановка. После чего он как живой робот поднялся с места, щёлкнул по сканеру, и вышел на свежий воздух.
Шел
