не востребованные по причине естественной убыли курьеров в погонах и формальных владельцев.
В поезде – а он поехал именно поездом, в спальном вагоне высшего разряда с душем, халатом и белыми гостиничными тапочками с эмблемой РЖД, придуманной дизайнером-юмористом, отдаленно напоминающей каббалистическое קופ-фук, по смыслу похожее на неприятное действие в шашках, когда игрок профукал, прозевал, – облачившись в белый халат, Чижиков представлял себе пачки денег, роскошную жизнь и завидное для окружающих положение в обществе.
В машине за рулем он ездить не любил, потому что уже тогда понимал, что такому человеку, как он, не пристало возить себя самого, то есть работать шофером у собственного тела. Это, по его мнению, не только не соответствовало статусу успешного бизнесмена, но и отвлекало от вдохновенных мыслей – например, о том, как в кратчайшие сроки осуществить свою заветную мечту – сказочно разбогатеть.
Проводница в фартуке с вышитой эмблемой РЖД, больше похожая на домохозяйку или кастеляншу из правительственного санатория эпохи застоя, дородная и розовощекая, способная заменить заботливую мать и игривую жену заезжему партийному молодцу, заботливо принесла ему незатейливый ужин из ресторана и соточку «Столичной», после которой Чижиков, удовлетворенный, заснул. Утром его уже ждал завтрак: сырнички со сметаной и чай.
– Вставайте, Павел Иванович, через час ваша станция.
Чижиков по-детски открыл глаза – один за другим с длительным интервалом, потом снова зажмурился, как дети притворяются крепко спящими, и так пролежал еще пару минут, затем поджал ноги, отбросил одеяло и разом вскочил, и застыл в той нелепой позе с разведенными руками, в которой оказываются гимнасты после сальто. Тапочки оказались чуть левее, и он в них не попал. Наш герой отскочил в сторону, да так, что ловко в них влился, – эта процедура заменила ему утреннюю гимнастику и окончательно взбодрила.
Вечер, подумал Павел Иванович, закончился хорошо, ночь он провел замечательно, в непрерывном сне, день тоже начинался благоприятно, виды на остаток дня формировались положительные.
Чижиков приехал в банк с утра пораньше, благодушный, сел в приемной, на двери которой было золотом на черном, как на мемориальной доске, имя его приятеля, и стал ждать. Банкир, однако, не торопился и появился около одиннадцати. На лице его специально для секретарши было написано, что он задержался по важному делу, хотя было понятно, что никаких дел с утра не имелось – просто ленился.
– Чижиков, ты ли это? – спросил банкир Трефф с порога приемной.
– Я, – ответил Чижиков.
Они обнялись и три раза, по-московски, поцеловались.
– Какими судьбами, брателло, заходи. Чаю или сразу коньяку?
– Чаю.
– Давай по коньяку. Такое, понимаешь ли, событие.
– Я не пью с утра, – Павел Иванович не любил, когда ему навязывали алкоголь, потому
