стало быть.
– Ну, отобрать… А тот сосед, сэйр Имрис, его вроде как полюбил. Забрал и нас с матушкой в замок его, там хорошо было. Вот… А потом сэйр Имрис оказался еретиком. Батюшка этого не знал, ну, узнал только потом, когда этот сэйр Имрис его к себе приблизил. Вот, он был еретик, и у него собирались какие-то люди, делали нечестивые обряды и пытались вызвать Ледоруба…
Марвин ругнулся и осенил себя святым знамением. Робин пугливо последовал его примеру.
– Батюшка сперва точно не знал, подозревал только. А когда узнал – не решился оставить сэйра Имриса, потому что к тому времени сэйра Колина уже разгромили, ждать недолго оставалось, и батюшка не хотел лишиться того, что добыл…
– Еретикам, значит, потакал твой батюшка за харчи! – возмутился Марвин.
– Не потакал! – вскинулся Робин. – Он вовсе не потакал, он сам считал эти обряды богомерзкими, но только далеко уже всё зашло, и к тому же сэйр Имрис был как бы батюшкиным сюзереном… А разве можно предавать своего сюзерена?
– Гм, – озадаченно сказал Марвин. – Вообще-то нельзя.
– Вот, и батюшка так же говорил, когда матушка плакала и просила его бросить сэйра Имриса. Но батюшка не послушался, а потом… – Робин набрал воздуху в грудь, глубоко вздохнул. Густой пар из его груди смешался с дымком костра. – Потом всё раскрылось, сэйра Имриса и его друзей-еретиков поубивали, а батюшка бежал…
– Бежал? Оставив жену и ребёнка?
– Я большой уже был! – выпрямился Робин. – Мне уже почти одиннадцать было…
– Да уж, гигант. Ну и?
– Ну и тогда выяснилось, что это были не просто еретики, а какие-то особенно опасные еретики, и святой орден патрицианцев собирал о них всяческие сведения. А мой батюшка оказался единственным выжившим, кто знал, что у них и как, видел обряды, ну и ещё о чём-то там был осведомлён… Вот они и послали за ним Птицелова.
– Что за Птицелов-то? – снова спросил Марвин, которого долгая и путаная преамбула успела утомить.
– Не знаю, – тихо ответил Робин. – Я его и не помню толком. Знаю, что его послали за батюшкой, потому что он непременно был нужен живым, для сведений. Я тогда расспрашивал, кого мог, со мной говорить не хотели, только один святой брат патрицианец сжалился, и сказал, что Птицелова всегда посылают за беглыми, которых непременно живыми вернуть надо, и он приводит… А потом он и отца привёл. Привёл… как на поводке. – Мальчишка сжал зубы, на его заплывших скулах отчётливо проступили желваки. – Я был во дворе и видел. Отец шёл такой потерянный… сгорбленный, будто взгляд со стыда поднять не мог. Сам шёл, впереди коня Птицелова, его никто не заставлял, он даже связан не был. Я его окликнул, он голову поднял, и у него такие глаза были… такие… будто он заплачет сейчас, а я никогда не видел, чтоб он плакал. Только потом, на виселице…
– Его повесили? – спросил Марвин – история наконец начала его интересовать.
Робин с трудом кивнул.
– На следующий день. А перед тем пытали… Он весь в
