буркнул хозяин осаждаемой территории. Сам Мириченко напоминал осунувшегося больного старика. – Налетели, ироды.
Репортеры? Все страннее и страннее. Не знаю, радоваться возросшей популярности дочери и огорчаться.
Перевел взгляд на Дарью. Она сидела на стуле, прямая, как палка, напряженная, как струна. В глазах вызов, подбородок задран, на лице гримаса отвращения. Вот только пальцы сжали сиденье, да на щеках румянец.
Переживает.
Силой воли отвел от нее взгляд и, добавив голосу рычащих ноток, сказал:
– Рассказывайте. По порядку.
– Да что рассказывать! – вскочил директор. – Все рассказал по телефону.
– Мне нужны подробности.
– Давайте я, Глеб Павлович, – влезла Софья Ильинична. – А вы лучше присядьте, таблеточку выпейте.
Мириченко кивнул и упал обратно в кресло. Выглядел он неважно.
– Во время перемены после второго урока у Дарьи и Маши Реутовой случилась ссора. Девочки поругались, а потом Дарья сильно избила Машу.
– Неправда! – вскинулась дочь, наткнулась на мой взгляд и закрыла рот.
Умница, лучше пока помолчи.
Классная продолжила.
– Маша дошла до дома, там ее увидели мать и отчим. Испугались, понятное дело. Тут же отправились в больницу. А там и до заявления в полицию рукой подать. Сами понимаете, Даша, можно сказать, профессионал. Бить она умеет.
– Понятно. При чем здесь журналисты?
– Отчим Марии крупный бизнесмен, планирует баллотироваться в депутаты…
– Ясно, не продолжайте. Свидетели?
– Да полкласса! Кого ни спрашивали, все подтвердили.
– Запись с камер, надеюсь, сохранилась?
Софья Ильинична порозовела и отвела глаза.
– Понимаете, Александр Кириллович, сколько камер мы туда не ставили, но дети… В общем, угол тот дальний, от глаз закрытый, дети… старшеклассники там курят. И камеры постоянно выходят из строя.
– Куришь, значит? – бросил дочери.
Та судорожно сглотнула. Все ясно.
– Получается, кроме показаний школьников, других доказательств нет? – подытожил я.
– Вы бы видели фотографии Маши! – воскликнула Софья Ильинична. – На ней места живого нет. Бедная девочка. А Даша… она ведь умеет. Может!
Она бросила на Дарью свирепый взгляд. Думаю, если бы не ее врожденная деликатность и любовь ко всем своим подопечным, она бы давно отдала дочь на растерзание.
– Папа, это не я, – не выдержала Даша.
– Хм, Глеб Павлович, Софья Ильинична, я понимаю, так не принято, но прошу войти в положение. Выйти и поговорить с Дарьей глаз на глаз я не могу, сами понимает, папарацци не дремлют. Не могли бы вы на пять минут оставить нас наедине?
– Конечно-конечно, – классная на диво быстро выпорхнула из кабинета. Директор поворчал-поворчал,
