сказала она, наклонившись к моему уху, и зашептала так, чтобы не услышал возница, – что это запретный плод, которым первая женщина совратила первого мужчину?
Я прошептал в ответ:
– Я предпочитаю совращение без всяких плодов. И, кстати…
– Я же просила тебя пока не говорить об этом. Подожди до ночи. Во время нашей утренней поездки я еще несколько раз пытался завести разговор на эту тему, но шахразада каждый раз игнорировала меня. Она вообще говорила лишь тогда, когда хотела привлечь мое внимание к тому или иному месту, и рассказала мне немало интересного.
Она, например, сказала:
– Вот мы и на базаре, на котором ты уже побывал, но который трудно сегодня узнать: он такой пустынный и тихий. Это потому, что сегодня Jumè – пятница, как вы ее называете. Аллах предписал, что это будет день отдыха, когда нельзя трудиться, заниматься делами или торговать.
Некоторое время спустя шахразада опять заговорила:
– А теперь посмотри вон туда, на луг, усаженный деревьями. Это кладбище, которое мы называем «Город безмолвия».
И еще она сказала:
– То большое здание – Дом иллюзий, благотворительное заведение, средства на которое дает мой отец шах. Здесь держат взаперти под присмотром всех, кто сошел с ума, а это часто происходит с людьми во время летней жары. Несчастных регулярно осматривает хаким, и если к ним возвращается разум, то их выпускают.
На окраине города мы переехали мост через маленький поток, и я был поражен необычным, удивительно глубоким синим цветом воды. Затем мы пересекли еще один поток, и тот оказался невероятного ярко-зеленого цвета. Ну а когда мы переехали и третий – красный как кровь, – я наконец высказал вслух свое изумление.
Шахразада пояснила:
– Вода во всех этих потоках таких странных цветов из-за краски, в которую мастера окрашивают qali. Ты никогда не видел, как делают qali? Тебе следует посмотреть. – И она сказала вознице, куда надо ехать.
Я ожидал, что мы снова вернемся в Багдад, в какую-нибудь городскую мастерскую, но повозка покатила дальше и остановилась возле холма, посередине которого имелся похожий на пещеру вход. Мы с Мот вылезли из двуколки, взобрались по холму и, пригнув головы, вошли внутрь.
Некоторое время нам пришлось идти, согнувшись, по короткому темному туннелю, а потом мы оказались в расширяющейся кверху огромной пещере, полной людей; пол ее был уставлен рабочими столами, скамьями и бочками с красящим веществом. Пещера казалась темной, пока мои глаза не привыкли к полумраку, который рассеивали многочисленные свечи, лампы и факелы. Лампы стояли на различных предметах мебели, факелы были пристроены здесь и там на стенах, часть свечей прикреплялись к стене при помощи воска, а остальные носили в руках многочисленные работники.
Я сказал шахразаде:
– Вы же говорили, что сегодня день отдыха.
– Для мусульман, – пояснила она. – А это рабы, христиане – славяне,
