после обеда Алик и Ирка связали верхушки двух рядов паслена и ползали внутри, как по коридору, со шкетами. В конце была как будто пещера, где они жили, как первобытные люди. Они были мужем и женой, Ася их дочкой, а Коля волком, которого они приручали, чтобы превратить его в собаку. Сами они тоже были дикими, рыча, рвали на куски голову подсолнуха, изображавшего мясо дикого зверя, и, нанизав их на прутик, понарошку жарили мясо на вертеле над сложенным из камешков очагом. Алик заметил, что Ирка нарочно старалась лишний раз прикоснуться к нему плечом или голой ногой. Он вылез из пасленовой пещеры и побежал к хате, распахнул дверь в комнату и увидел моющуюся Ирину. Она стояла в корыте лицом к двери, держа над головой кувшин, и медленно поливала себя водой. Каждый день он видел ее на пляже в купальнике, но ни это, ни репродукции в художественных альбомах, ни занятия в изостудии не могли подготовить его к тому, что он почувствовал. Алик застыл в дверях, забыв, за чем бежал сюда. «Уходи!» – резко сказала Ирина. Он не вернулся в пещеру, хотя слышал, как Ирка звала его, а пошел в поле по другую сторону улицы.
Посреди поля была огромная скирда сена, потемневшего от времени. Несколько лет назад скошенное сено свезли сюда и сложили, заготовив на зиму на корм совхозному скоту. Но осенью скот частью забили, частью увезли, а разобрать сено жителям села на прокорм своей скотины не разрешили. А когда разрешили, оно уже ни на что не годилось. Так и осталась эта скирда стоять здесь, как памятник. Алик забрался наверх и сидел там, пока бабушка не позвала его ужинать. Ирка дулась на него за ужином, а Ирина вела себя так, как будто ничего не произошло, и он, успокоившись, пнул Ирку под столом ногой в знак примирения, и вскоре они опять привычно пикировались.
Еще когда Жорж показал им открытку с фотографией американской киноартистки Риты Хейуорт, Алик заметил, что Ирина похожа на нее, только лучше. Да и как можно сравнивать: Хейуорт – секс-бомба, ее портрет американцы нарисовали на атомной бомбе. Иринин портрет невозможно было бы нарисовать на бомбе. Алик несколько раз пытался рисовать ее карандашом на ватмане в альбоме, который привез с собой, но изображение получалось похожим на мертвые безглазые гипсовые головы, которые они столько раз рисовали в изостудии. Он был в отчаянии. Как передать Иринину красоту? Ведь в жизни она была такой до головокружения живой! Когда он смотрел на Ирину, ему хотелось читать стихи, как Жорж. Но стихов он тогда не знал. Много позже он читал Ремарка, «Три товарища» и «Жизнь взаймы», и героини казались ему похожими на Ирину, красивыми и обреченными. Но это уже потом, а тогда Ирина вовсе не казалась ему обреченной, да и кому бы это могло прийти в голову?
Тетя Люся с Асей вскоре уехали, а Ирину потянуло на дальние прогулки, чему Ирка с Аликом были несказанно рады – одних, без Ирины, бабушка бы их не отпустила. Солнце уже не могло сжечь их покрытую стойким загаром кожу, и они уходили в купальниках далеко от пляжа. Колю, когда он уставал, несли по очереди, Ирина и Ирка на руках, а Алик – на плечах. Один
