себя так, как будто они старые добрые друзья. И это не он бросил её за пару месяцев до свадьбы. Продолжая мотать головой в глубочайшем недоумении, Алиса пошла своей дорогой, игнорируя Серегины приставания. А ведь она, оказывается, не перегорела. Нет, любви уже не было. Точно не было. А вот обида… Алиса смотрела на Серегу, и внутри было странное желание: вцепиться ему в шею, в плечи, в лицо, и разорвать на тысячу кусочков. Как он когда-то разбил её сердце. Неужели она никогда не отпустит его? Пора бы уже…
Лечь спать после суток сразу никогда не получалось. Возбуждение, которое накапливалось на работе, должно было утихнуть. Когда Алиса работала свою первую смену, у них на этаже чуть не умер мужчина. Ему стало плохо, он плакал. От страха, очевидно. Был вечер, время гораздо более спокойное, чем ночь перед рассветом, например. Но мужчине стало плохо именно вечером. Умирают в разное время суток. Его тогда спасли. Алиса помогала. Подавала аппаратуру, набирала шприцы, колола препараты. Приступ купировали, давление подняли, мужчина отключился, нагруженный успокоительными. Владимир Борисович, дежуривший в тот вечер, вытер пот со лба, помог Алисе собрать всё, и проводил на выход из палаты. Хотя она чувствовала себя прекрасно, и ни в какой поддержке не нуждалась.
– Новенькая? – спросил Владимир Борисович, когда вышли в коридор.
– Первый день.
– Молодец. Не растерялась. Вообще ни одного вопроса к тебе. Обычно у нас людям требуется время, чтобы привыкнуть. Ты где раньше работала? В склифе, что ли?
– Да, нет же! – улыбнулась Алиса. – Я вообще новенькая в медицине.
– Ну ты даешь! – восхищенно протянул врач. – Ты тут на своем месте. Такие нам очень нужны. А я, наверное, никогда не привыкну…
– Почему?
– Да… – Владимир Борисович с досадой махнул рукой, и пошёл в ординаторскую.
Больного на следующий день перевели в хоспис. Борисыч – как его все звали – ходил мрачнее тучи. Потом у них была возможность поговорить на эту тему. На очередном дежурстве. Он объяснил Алисе свою досаду.
– Понимаешь, девочка, мы их пытаемся спасти, вылечить. Колем что-то, капаем, облучаем. Кого-то даже спасаем. И многих. Но вот в таких конкретных случаях, когда уже медицина бессильна, а мы больного реанимируем…мы его держим тут! Вцепились и держим. Зачем? Агонию же только продляем! Не врачом я себя тогда чувствую, нет. Мучителем каким-то.
– Зря вы так! Я считаю, до последнего надо бороться. За каждого. И за каждую минуту.
– Ты молодец. Надеюсь, не сбежишь от нас слишком быстро.
– Я не собираюсь сбегать. – улыбнулась Алиса.
После первой своей смены Алиса не могла спать весь день. Уснула только ночью. Уговорила себя поспать. Смерть была так близко к пациенту! Какая она? Получается, совсем невидимая. Неощутимая. Дыхание смерти… всего лишь метафора. Алиса искренне участвовала в спасении того мужика, это была её работа, а она привыкла работать на совесть. Но если бы не спасли – увидела бы она хоть что-то? Почувствовала ЕЁ рядом? Так, в сильнейшем волнении, строя предположение за предположением, купаясь в своих фантазиях, утопая в них, она и провела тогда весь
