Чушь одна кругом и пустошь мирская. Небо чёрное от копоти и дыма, отблески огня, как зарево. Чёрные и бордовые птицы летают – плачут и кричат о спасение. Здания серы, таращатся пустыми, разбитыми, глазищами-дырами. Воют-ноют раскалёнными трубами, лопающимися. Вонь кругом.
Я сидел недалеко и не плакал, просто грустил, глупил и пукал от застенчивости и чего-то ещё, что съедено было второпях у старушки. Забудьте, забудьте всё! Но нет! Разве вы можете! Суд ему подавай! Сейчас-с! Получите. Сидят судьи, сидят проститутки в париках. Охламоны. Ох, моны мои Лизы. Лизы моны, стерео-моны. Всё пораспишу по разным пластинкам, всё на чёрточки, на точки с запятой – пораспродам с большой буквы с большой ярмарки в Осташково. Там съезд внеочередной 20 лет несуществующий партии. А как же? Иначе скажите? Ну, нет-с. Вот…
И забыл сказать, что ведь как Раскольников совсем. Тот только от раскола пошёл, в голове в смысле раскололось нечто, а потом уже всё остальное осторожно взошло в его ум и совесть. А у меня же иначе – не раскалывается, не раскалывается ничего, всё только плачет, целуется втихаря по углам, по подъездам да зассаным кустам…
– Ну вот уж без этого совершенно точно можно было и обойтись, молодой человек. Вот в этом уж я совершенно точно уверен.
– И я, и я! Павел Петрович, какой-то Петрович, милый Петрович, Педрович, Пидр, Пидренко ко мне! Не хочет, сявка, бери щенка, пока маленький, бесплатно дают, и топи в прорубе, в унитазе, в условиях сугубо городского места жительства, из которого, при вашем-то здоровьице, несомненно целесообразно было бы переехать немедленно и неоспоримо, не задерживаясь ни на секундочку, прорвавшую кармашки и… в леса, господа, в леса! Милости просим! Там масла сивушные, ивушки, верблюжатинка свежая, не кроплённая ещё, под маринадом. Шишки-шишки всё и тропиночки. Густо. А так не за чем потому что никак а ещё и укушу.
Экспромт №5
Уж не знаю, как там насчёт искусства, но человек новый всегда радует глаз. Конечно, смотря по обстоятельствам: так ведь на улице где – в толчее – его и не приметишь сразу – совсем нового-то человека. А вот придёт такой к вам на работу, где сами-то вы, может, давным-давно сиднем сидите, – ну или носитесь сломя голову (этого я уж знать не знаю), а оно-то и видно сразу: совершенно новый человек – с иголочки весь – хоть на витрину ставь. И это ведь не оттого, что он…
На кухне бабушка с мамой что-то готовили – было душно там и вкусно пахло. Я приотворил дверь в комнату сестры: та сидела тихо, как всегда, за столом – с виду за уроками, а сама тихонько плакала. Я догадался: чуть вздрагивали плечи, еле слышен был в тишине за закрытым окном звук капающих в тетрадку слёз. Она не заметила, и я ушёл, никому ничего не сказал, хоть что-то такое и подумалось мне.
Никому не кабель
Теперь я очень аккуратно подхожу к телефону: беру трубку двумя пальцами и прежде чем сказать шёпотом: «Алло!» – я прислушиваюсь, принюхиваюсь, и, если вдруг почую что неладное – сразу бросаю трубку откуда взял.
Вот
