же вы никогда со мной не разговариваете? – спросила Вера.
– По-моему, теперь уж мы подружились, – ответил я.
– Что у вас за книга? – спросила Вера.
Я протянул ей «Вертера».
– Что-то не по-русски, – сказала Вера, – вы, наверное, такой ученый, умный, все время читаете. Я хочу вас попросить: помогите мне написать письмо.
– Кому?
– Моему мужу.
– Разве вы замужем, Верочка? – спросил я.
– Да, уже второй раз. Мой муж на фронте, – сказала Вера, – мы поженились, когда я была в запасной бригаде. Мне там было хорошо. Я тоже хотела пойти с ними на фронт. Но, когда им пришлось идти, меня перевели в этот госпиталь.
– Вы были огорчены, наверное.
– Нет, я сама просила. У меня там тоже всякое было, – сказала Вера.
– Ну, давайте писать письмо, – сказал я.
«Дорогой Алешенька, – писала Вера, – я еду в вагоне. Кругом снега».
– Что бы дальше написать? – спросила она.
– Так очень трудно, – сказал я, – что же мы напишем человеку, про которого я ничего не знаю? Расскажите мне про него сначала.
– Он еще младше меня, – сказала Вера, – ему девятнадцать лет. Он очень хорошо танцует, поет. Его все так любили в этой бригаде. И девушкам он нравился. Спросите у наших девушек. Они его знают. Они все в него влюблены.
– И вы тоже, конечно? – спросил я с досадой.
– Я вам покажу его карточку, – сказала Вера и вынула обрывки мелко изорванной фотографии. – Дайте книжку, я на ней сложу.
Я приготовился увидеть какую-нибудь фокстротную физиономию какого-нибудь физкультурника. Я увидел черноволосого юношу с очень красивым, каким-то печальным и обреченным лицом. «Кавалер де Грие», – подумал я.
– Почему эта карточка разорвана? – спросил я с некоторым удивлением.
– Это я изорвала при нем на прощанье и сказала, что его не люблю, – ответила Вера, – я его обижала. Я все могла при нем делать, все, что хотела. Он все мне прощал.
– И вам его не было жалко?
– Нет. Он мне ничего не мог запретить. Я иногда хотела, чтобы он меня не пустил, удержал насильно, а он этого не умел. Он только просил, а я все ему назло делала. А раз вышло так, что он хотел в меня стрелять.
– Но не выстрелил все-таки?
– Нет, не выстрелил. Когда мы встречали Новый год, он там был, и еще его друг, такой Кока; мы с этим Кокой сидели в темной комнате. Алюнька нас нашел; он был с командиром бригады. Он схватил наган и навел. Командир кричит ему: бей их обоих! А Кока встал, и молчит, и улыбается, и у него ямочки на щеках. Алюнька бросил револьвер и убежал.
Вера вся просветлела при этом воспоминании.
– Он все-таки потом помирился с вами?
– Да. И даже плакал. Он мне потом так рассказывал: «Я вхожу, а вы оба такие взволнованные, и Кока, негодник, такой счастливый».
– А Розая вы любите? – спросил я.
Вера снова потемнела.
– Я его ничуть не
