протянул ей «Вертера». Через минуту она вернула мне книгу и ушла на свои нары.
– Посмотрите на последней странице, – сказала она.
Там лежала новая Верина фотография с надписью на обороте: «Судьба решит. Вера».
Я снова сел у огня, встревоженный тем, что случилось. В сущности, ничего не случилось. Я подумал о том, как пусто мое существование, и о том, что сама по себе жизнь – ничто, ровная прямая линия, убегающая в пространство, колея на снежном поле, исчезающее ничто. «Нечто» начинается там, где линия пересекается другими линиями, где жизнь входит в чужую жизнь. Всякое существование ничтожно, если оно ни в ком и ни в чем не отражается. Человек не существует, пока не посмотрится в зеркало.
IX
Наш эшелон стоял на запасных путях среди других эшелонов; они были справа и слева. Бесконечные красные коридоры шли параллельно; кое-где обрывались, образуя переходы. Иногда одна стена начинала медленно двигаться; за ней открывалось чахлое поле со станционными домиками. Потом приходила другая стена, в точности схожая с прежней, и снова закрывала пейзаж.
Между вагонами было место прогулок. Можно было там заблудиться. Можно было уйти как будто далеко от своей теплушки и нечаянно оказаться рядом с ней.
Я стоял у самого ближнего перехода и видел, как Асламазян открывал нашу тяжелую вагонную дверь. Вера выпрыгнула и прошла мимо меня. Я ее окликнул. Она улыбнулась.
– Я пошла вас искать, – сказала Вера и протянула мне руку.
– Вера, я полон вами, – сказал я, – вы из меня вытеснили все. Я разучился думать о чем-либо, кроме вас.
Вера не отвечала и отвернулась в сторону.
– Вера, когда я смотрю на вас, мне кажется, что я даже вас не вижу. Я смотрю как-то насквозь, как будто все стало прозрачным, и вижу вас везде, – сказал я задыхаясь.
– Что же это будет? – сказала Вера.
Я молчал, потому что весь был опустошен.
– Зачем вы мне это сказали? Теперь у меня будет болеть сердце, – сказала Вера. – Я вам хотела сказать, что я вас уже немножко люблю, но это совсем не то, – сказала Вера и быстро ушла от меня.
Я стоял на снегу, задыхаясь, как рыба.
– Вы как будто изменились в лице, – сказала мне Нина Алексеевна, когда я вернулся в вагон и взбирался на нары.
– Опять удушье, – сказал я.
– Должно быть, на вас очень сильно действуют страдания молодого Вертера, – сказала Нина Алексеевна.
– Сегодня день сюрпризов, – сказала она. – Вы приходите откуда-то с искаженным лицом, а Вера пошла было гулять, как всегда, но, вместо того чтобы исчезнуть на целый день, очень скоро вернулась и лежит у себя и ни с кем не разговаривает. Вы с ней не встретились на прогулке?
Я хотел пошутить, но у меня не вышло, я криво улыбнулся и лег на нары.
– Вы, должно быть, увидели что-нибудь страшное на дороге, – сказала Нина Алексеевна.
Вера весь день почти не появлялась. К вечеру девушки стали собираться в кинематограф.
