смерть горячо любимой жены привела его к вере. Впоследствии он принял сан священника, затем пострижение в монашество, а в 1923 году стал епископом. И это в те страшные годы, когда гонение на Церковь стало особенно лютым. В эти годы были расстреляны митрополит Киевский Владимир, митрополит Петроградский Вениамин, десятки других епископов, тысячи священников.
Профессор Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий, он же архиепископ Лука, будучи священнослужителем, никогда не оставлял своей врачебной и научной деятельности. Он был ведущим специалистом в области гнойной хирургии, ученым мирового значения. Но это не спасло его от репрессий: он прошел через тюрьмы, лагеря и ссылки. Только с началом войны с Германией, когда в госпиталях оказалось большое число раненых с гнойными осложнениями, о профессоре Войно-Ясенецком заново вспомнили.
О большой смертности раненых было доложено Сталину, который с удивлением спросил: «Неужели у нас нет крупных специалистов в области гнойной хирургии?» Ему ответили, что есть такой, но он в ссылке в деревне Большая Мурта под Красноярском.
Немедленно последовало решение: «Из ссылки возвратить, ученые труды опубликовать, предоставить все условия для работы».
А в 1946 году в центральных газетах было опубликовано, что профессору В. Ф. Войно-Ясенецкому за его научные труды, способствующие успешному лечению раненых, присуждена Сталинская премия первой степени. Архиепископ Лука пожертвовал ее сиротам – детям войны.
Я стоял в церкви и смотрел, как народ подходит к архиепископу под благословение. Люди тихо с благоговением целовали крест и руку, руку архиепископа-хирурга.
Я думал: вот человек легендарной судьбы, который без сомнений идет по бурному морю жизни и не тонет в его пучине, как тонул усомнившийся апостол Петр.
Владыку я тогда воспринимал только как знаменитого ученого с мировым именем, блестящего хирурга и диагноста. Духовно-религиозная сущность владыки тогда не осознавалась мною, потому что в моем сердце еще не нашлось места Христу…
Вечером того же дня я лежал у себя в комнате и решал: идти мне к владыке Луке или не идти? Мне необходим был совет: как жить дальше? Потому что жизнь зашла в тупик, я уже не видел в ней смысла, хотя мне не было еще и тридцати лет. Удушливая советская повседневность окрасила мир в серые, блеклые тона, породила безотчетную тоску.
А когда шесть феодосийских мальчишек на горе колотили камнями противотанковую мину, и взрыв потряс землю, и черный дым столбом поднялся над горой и когда ко мне в морг принесли сочащийся узел с останками их тел, задымленных и черных, я не выдержал и заплакал над этим страшным узлом. После этого я сам стал ожидать скорого приближения смерти.
Я делал биохимические анализы крови, и они давали плохие показатели работы почек. А умирать не хотелось, я был еще так молод, и мне посчастливилось выжить в войну, и окончить институт, и не умереть в клинике Углова. А жизнь была так прекрасна, а крымская весна так блистательна
