не будет, так уж произошло, нужно принять случившееся, прижать сыночка к груди… а если он не похож, ну просто ни на кого – чужое существо, как же ей с ним… И не скажешь, не отдашь, даже самым близким придется теперь лгать всю жизнь.
В магазине «Книжный червь» Терехов подошел к полкам с детективами и триллерами, «Вторжение в Элинор» он узнал издалека, хотя и не видел даже макета обложки – книга выделялась среди других, вместо грудастых баб с пистолетами или воинственных мужиков с огромными кулаками изображено было на обложке странное лицо, вроде бы даже не человеческое, но точно женское, узкие глаза, пухлые губы, и взгляд неземной. Книгу брали – на полке стояло всего два экземпляра, хотя обычно выставляли по десять.
Терехов подержал книгу в руках, перелистал, женщина с обложки улыбнулась ему с какой-то наигранной печалью, губы ее чуть раздвинулись, будто она хотела сказать автору что-то одной ей известное, но стеснялась сделать это при всех, кто-то толкнул Терехова в плечо, забрал с полки последний экземпляр книги, и тогда Терехов очнулся, пошел к кассе, кассирша сегодня была новой, молоденькая девушка, чем-то (челкой, наверное) похожа на Варвару, она отбила Терехову чек, даже не подняв на него взгляда, а ведь обычно кассирши в «Черве» его узнавали, улыбались приветливо, поздравляли с новой книгой, а Нина Анатольевна, работавшая в книготорговле лет уже тридцать с хвостиком, непременно сообщала, сколько экземпляров было привезено со склада, сколько выставлено на продажу и сколько осталось – оставалось обычно не много, книги Терехова шли хорошо.
Он вышел на улицу и остановился в задумчивости. Все еще хотелось к Маргарите – вот уже и книга в дипломате, остается только написать что-нибудь на память, и все в их отношениях вернется на круги своя, она ведь наверняка сейчас дома, мается от одиночества и ждет, когда Терехов поймет, что прогнала она его, поддавшись минутной хандре, а на самом деле эти три недели и для нее растянулись на целый год жизни, который она сама у себя отняла.
Думая о Маргарите, Терехов, тем не менее, почему-то шел домой, аккуратно обходя лужицы, которых не было всего полчаса назад – неужели, пока он был в магазине, успел пройти еще один короткий осенний ливень?
Телефонный звонок он услышал еще на лестничной площадке. Пока он отпирал дверь, звонок прекратился, но секунд через десять аппарат опять подал голос, и Терехов, не представляя, что будет потом очень долго проклинать эту минуту, поднял трубку.
– Слушаю, – сказал он.
В трубке дышали громко, напряженно и – почему-то Терехов сразу ощутил это – враждебно.
– Я слушаю, – повторил он. – Говорите.
– Ты… – выдохнул тяжелый голос, лишенный всех интонаций, кроме единственной, которую Терехов не сразу даже и определил, потому что не ожидал, не думал, не хотел. – Ты! Ты взял у меня жизнь!
– Что? Не понимаю… – пролепетал Терехов, ощущая себя раздавленным этой обрушившейся на него глыбой ненависти. Сердце
