столь распространен по всей планете культ змей: священная кобра как провидица судьбы, многомудрый библейский змий, алхимический Уроборос?.. В таком случае можно предположить, что при подходе «духов» кобра дала солдату телепатический импульс оставить позиции и отлучиться до ветру. Впрочем, солдата могло надоумить на этот шаг божество, которому за него «молилась» кобра.
Я тоже бросил нагам несколько крошек, да и потом подкармливал. Как-никак лепешечных запасов в мехмонхоне было достаточно. Правда, я кидал корм просто в кусты, а вовсе не в змеиные пасти, как это было в случае с афганским счастливчиком. С другой стороны, мне, видимо, опасности подобного калибра не грозили, и поэтому наги просто не сочли нужным реагировать по пустякам. Они ведь мудрые существа, попусту мельтешить туда-сюда не станут!
Перу средневекового арабского философа Ибн Туфайля принадлежит знаменитая «Повесть о Хайе ибн Якзане», что переводится как «Повесть о Живом, сыне Сущего». Там дается натурфилософское описание связи человека с космическими стихиями и высшими умами небесной иерархии. Подобное «оживление» тела реально происходит в определенных природных условиях, где соблюдается благоприятное равновесие стихий.
Первые сутки человек чувствует себя в дикой местности неуверенно, интенсивно впитывая ауру ближайшего окружения. Постепенно, дней через пять, наступает относительная стабилизация: организм прошел первичную адаптацию к физической среде. Теперь начинается адаптация психическая. Это значит, что ощущение пространства становится более открытым, так что в конце концов тонкий биолокатор засекает присутствие живого существа еще задолго до его появления в поле прямой видимости.
Видимо, я был уже близок к раскрытию в себе такой экстраординарной способности, ибо однажды четко засек постороннее присутствие. Кто это мог быть? Паломники? Местные жители? Чабаны? Я, словно разбойник-людоед, высматривающий возможных жертв, которые должны вот-вот появиться на тропе, укрылся за выступом скалы. Наконец послышались голоса, смех, и на поляне перед священным мавзолеем нарисовались Битник с Олей – одной из тех двух девиц, что добирались до Душанбе из Москвы стопом через Казахстан. Битник нес на себе два рюкзака – свой и Олин. Сама дама шла чуть позади. Битник поравнялся с мостиком, сбросил рюкзаки, омыл лицо, глотнул воды, выпрямился, сложил ладони лодочкой у груди, потом медленно поднял их ко лбу и с возгласом «Ом!» пал на четвереньки. Метя бородой тропу, он ползком подобрался к черному камню и с благоговением приник пылающим лбом к хладной священной пятерне. Затем вполз в усыпальницу и затих возле саркофага Бурха, блаженно расслабившись.
Оля наблюдала за ним с легкой оторопью, не понимая, присоединиться ли ей к процессу или же это сугубо мужские культовые практики. Тут из-за скалы вышел я, покрытый пеплом и в одной набедренной повязке. У Оли челюсть совсем отпала. Я ничтоже сумняшеся полностью повторил все ритуальные жесты Битника, приник лбом к
