сне. Когда все уселись, покупательница взяла кувшин и, налив из него кубок вина, выпила его, налив второй кубок, она подала одной сестре, потом, налив третий кубок, подала другой сестре, затем, наполнив его в четвертый раз, подала носильщику, который, приняв от нее кубок, сказала следующий стих:
– Я стану пить вино и наслаждаться здоровьем: ведь напиток этот чудный от всех недугов сразу исцелит.
Кубок с вином передавался из рук в руки, и носильщик угощался, и плясал, и пел с ними, и душился, и начал обнимать и целовать их, за что одна шлепала его, другая толкала, а третья била душистыми цветами до тех пор, пока вино не подействовало на них до такой степени, что они забыли всякое приличие и вели себя бесцеремонно, точно тут не было мужчины[62].
Так время прошло до сумерек, когда они сказали:
– Уходи и покажи нам, как широки твои плечи[63].
– Поистине, – отвечал он, – легче душе моей расстаться с телом, чем мне покинуть ваше общество, поэтому позвольте мне дождаться вместе с вами наступления дня, и тогда все мы вернемся к своим обычным занятиям.
Покупавшая угощение сестра снова замолвила за него слово.
– Прошу вас, – сказала она, – дозволить ему провести с нами ночь, для того чтобы мы могли посмеяться над его шутками, так как он плут остроумный.
– Ну, хорошо, – сказали они ему, – ты проведешь ночь с нами, но только с условием, что ты подчинишься нам и не станешь спрашивать объяснений того, что увидишь.
– Хорошо, – отвечал он.
– Ну, так вставай и прочти то, что написано тут, на двери.
Он подошел к двери и прочел следующую надпись, сделанную золотыми буквами: «Не говори о том, что до тебя не касается, а иначе тебе придется испытать для тебя нечто неприятное».
– Примите мое обещание, – проговорил он, – что я не стану говорить о том, что меня не касается.
Покупательница встала и приготовила обед. Поев немного, она зажгла свечи и закурила алоэ. Сделав это, все снова сели за стол и в это время услыхали, что кто-то стучится; не прерывая обеда, одна из них встала и пошла к двери.
– Сегодняшнее наше веселье может быть полное, – сказала она, вернувшись, – так как у дверей я нашла трех нищенствующих монахов[64] с бритыми бородами, но все они слепы на один левый глаз, вероятно, по какой-нибудь странной случайности. Это недавно прибывшие чужестранцы, очень смешные, так что мы можем посмеяться над ними.
Она продолжала говорить за новых гостей до тех пор, пока сестры ее не согласились и не велели впустить нищенствующую братию.
– Пусть идут, – сказали они, – но только условься с ними, чтобы они не говорили о том, что до них не касается, а иначе им придется услыхать нечто, вовсе для них неприятное.
Сестра снова направилась к двери и ввела трех мужчин, кривых на один глаз, с бритыми подбородками и с тоненькими закрученными усиками. Как нищие, они поклонились и встали в сторонке, но хозяйки встали и заставили их сесть.
Так как магометанская религия положительно запрещает употребление вина и всяких охмеляющих напитков, то можно подумать, что сцены, которые описывает Шахеразада и в которых мусульмане действуют под влиянием винных паров, неверно обрисовывают характер обитателей Востока. Прежде всего надо сказать, что у мусульман было вино, пить которое им дозволено законом. Оно называлось небидом и делалось из изюма или из сухих фиников, которые размачивали в воде, и затем соку давали бродить до известной степени. Сам пророк имел обыкновение пить это вино, но он не давал его пить своим слугам.
Так обыкновенно говорится гостю, присутствие которого не очень-то желательно.
У дервишей было обыкновение брить бороду.
