встряхнул головой и поджал губы.
– Любопытно, – задумчиво произнес Гэлен, обращаясь к Риган, – что имела в виду Мейри, говоря, что ты можешь распознать искренние намерения по взгляду?
– Это немногое из того, что я умею, – ответила Риган, пожав плечами.
– Что ж, весьма удобно, – заметил Логан.
– Да уж, – согласился Гэлен, – когда это такое было, чтобы старейшины согласились впустить кого-нибудь в свои владения?
– Насколько я знаю, ни разу, – ответила Риган, – если не считать того, что случилось десять лет назад.
– Десять? – переспросил Логан, нахмурившись. – И что же именно произошло десять лет назад?
Риган подернула плечом, казалось, ее тело сжалось в тугой комок.
– Я подхватила лихорадку, которая сгубила так много друидов. Все свое время Мейри тратила на то, чтобы поставить меня на ноги.
– А твоя семья, – поинтересовался Гэлен, – она тоже здесь?
– Не помню я своей семьи. Фактически после лихорадочного жара я позабыла всю свою прежнюю жизнь. Мейри говорила, что, может, и к лучшему.
– Наверное, она верит, что прошлое лучше похоронить.
На мгновение их глаза встретились, но Риган в ту же секунду отвернулась.
– Вот моя семья, – кивнула она на старейшин, – и я не желаю, чтобы им причинили хоть какой-нибудь вред. Если вы хотите разузнать больше, вам придется заработать их доверие.
Гэлен обвел взглядом раскинувшийся перед ними лес. Он не удивился бы, если бы друиды на всякий случай выставляли дозор.
– Мы высоко оценили уже только то, что старейшины разрешили нам войти, для нас это огромная удача.
Сверкнув глазами, Риган посмотрела на Гэлена, словно пыталась заглянуть в самую его душу. За какие-то доли секунды Гэлен невероятным усилием воли подавил желание притянуть к себе девушку и обнять ее.
Нет, он не мог, не имел права этого сделать. И никогда не сможет. Ведь прикоснувшись к ней, он прочтет все ее мысли. Пока остальные Воители совершенствовали каждый свой дар для борьбы со злом – а без этого не могло быть настоящего Воителя, – Гэлен учился искусству проникновения в чужое сознание. И немало в этом преуспел. Легчайшее прикосновение – и разум любого представал перед ним как на ладони, но Гэлен ненавидел такой способ познания, считая чужие мысли святая святых, куда не имеет права вмешиваться никто посторонний.
Тоска и боль, гнев и печаль, которые он мог бы прочитать в чужих душах, были столь безжалостны, что поставили бы на колени любого. Поэтому он и не мог прикасаться, обнимать, чувствовать радость прикосновения чужих рук и поцелуя без того, чтобы чужое сознание тут же не раскрывало перед ним свои тайны. Гэлену пришлось нести это проклятие через всю жизнь. И в битвах с отвратительными посланцами Дейрдре – вирранами, когда прикосновения были неизбежны, он читал их отвратительные мысли, видел, как заключенное в них зло жаждет опутать собой весь мир. Это вызывало и боль, и омерзение одновременно, однако в таких случаях он знал, что служит правому делу.
Гэлен
