весело заметил Иисус. – Впрочем, у нас тут нет особых тайн.
– Тогда я могу спросить, в чем ваша миссия? – проговорил Введенский.
Улыбка исчезла с лица не только Иисуса, но и Марии Магдалины. Оба стали серьезными.
– Мне не случайно оказались на презентации вашей книги, – проговорил Иисус. – К сожалению, ваши выводы в целом верны. Христианство зашло в тупик. То, в каком виде оно пребывает сегодня, не имеет ничего общего с тем, что я провозглашал две тысячи лет назад. Это полное искажение всех идей и принципов. – Он вдруг разволновался и даже встал и прошелся по комнате. – У нас тут идут бесконечные споры, почему это случилось, можно ли что-то изменить и как это сделать с наименьшими последствиями?
– И к каким выводам вы приходите? – спросил Введенский, затаив дыхание, ожидая ответ.
– Пока мы в основном спорим. Уж слишком оказалась сложной тема. Знаете, Марк, тогда в Палестине все казалось намного проще и ясней. Как видите, даже боги подвержены иллюзиям. – Иисус замолчал. – Хотел спросить вас, почему у вас такое довольно редкое для здешних мест имя?
– Так меня назвал отец в честь первого евангелиста Марка. А моего брата в честь другого евангелиста Матвея.
– Я так и думал.
– Вера, хотите немного поболтаем одни, без мужчин, – неожиданно предложила Мария.
– Да, с удовольствием, – вспыхнула Вера.
– Тогда пойдемте в другую комнату.
Женщины ушли.
– Но вы не жалеете, что сделали тогда? – спросил Введенский.
– Если честно, еще не знаю. Я внимательно прочитал ваш труд, вы написали замечательную книгу. Вы обнажили в ней многие темы, о которых ни одна христианская церковь не желает даже слушать. Вы правильно, хотя и жестоко отметили: после убийства стольких людей в период эпохи инквизиция, церковь должна была не только покаяться, но самоликвидироваться, что и стало бы истинным, а не притворным покаянием. Но у нее не было ни одного поползновения совершить подобный поступок. И она продолжает существовать, словно бы ничего и не случилось. Хотя фашистов за такие преступления судил Нюрнбергский трибунал. Я на вашей стороне и при встрече с Римским папой собираюсь поставить этот вопрос. Я пришел сюда с намерением разобраться во всем этом.
– Но послушайте, – взволнованно произнес Введенский, – когда в Европе сжигали людей на кострах, разве вы не могли вмешаться, остановить эту вакханалию.
– Не мог, не имел право. Я передал процесс реализации своих идей людям. И они должны были затем сами его разворачивать. Таковым являлось условие моего Отца. Хотя я изначально опасался, что все может пойти не так. Вот оно не так и пошло.
– А сейчас ситуация изменилась?
– Тогда было выдвинуто условие: не вмешиваться две тысячи лет. Они прошли… – Иисус замолчал.
– Кто бы мог подумать, что так все было. Мы так много не знаем.
– Это было тоже одним из пунктов условия. Информация не должна быть ни достоверной, ни исчерпывающей.
