платья или юбки. Освобождались от нижнего белья, а Виталий в это время находился в соседнем помещении и даже не в нем самом, а в необычном углублении, которое раньше было то ли подполом, то ли подвалом. Зато видно было ему всё очень уж хорошо, поскольку его глаза находились на одном уровне с тем, что и хотел страстно лицезреть Виталий. Ни одна из женщин его не заметила, ни одна его даже не почувствовала.
Он же больше всего на свете боялся братьев Дурадиловых, а поймала его собственная маменька. Еще хорошо, что в тот самый момент маменька дождалась, пока справят свою естественную нужды две пьяные бабёнки, и только затем состоялся этот постыдный разговор. Точнее в большей степени монолог, который озвучивала маменька, а Виталий и сегодня хорошо помнил почти каждое ею произнесенное слово. Помнил, что клялся больше здесь не бывать, и еще лучше запомнил, что после такого конфуза нужно быть осторожнее. И теперь уже не сидел возле заброшенного дома, но когда удача сама шла к нему в руки, то не мог удержаться. Затем еще более жёстко каялся, но маменька его больше не ловила. Может, поверила ему на слово, а может просто смирилась с извращенным желанием сыночка, которое исходило из вполне нормальной, но по многим факторам нереализованной потребности противоположного пола.
– Гирляйн! Гирляйн! Гирляйн! Сучий потрох, чего опять там лазаешь! – кричал Дурадилов младший, сильно пугая Виталия.
Хорошо, что он еще не знал, для чего Виталий (он же Гирляйн – это его фамилия) там лазил. Тому просто не нравилось, что Виталий часто попадается на глаза, а так как братья Дурадиловы жили в доме напротив (небольшой, куда более скромный, хоть и в два этажа дом, внутри двора), и все время сидели на лавочке возле своего деревянного гаража, в изрядном алкогольном опьянении, то Виталий частенько и попадался в их поле зрения. Слава богу, что они его не трогали, и лишь один раз Дурадилов старший, который затем самым непостижимым образом стал помощником депутата с польской фамилией Ворованский, всадил Виталию в задницу сильный пинок. Случилось это, когда Виталий сам не заметил Дурадилова идущего следом на узкой тропинке, образованной в условиях недельного снегопада. Виталий отлетел в сторону, лицо оказалось в снегу. Кажется, долго от обиды текли из глаз слезы, а Дурадилов старший, еще не подозревая о карьере помощника депутата Ворованского, и сильно воняя выпитым самопалом проследовал по снежной тропинке далее, держа курс в квартиру сестер Галины и Тони, чтобы получить доступное удовлетворение, которого тогда еще не имел Виталий, да и Галина в те дни не обращала на него никакого внимания. Все будет несколько позже, впрочем, мы вновь достаточно отвлеклись…
…Виталий слышал, что в дальней от него стороне здания кто-то ходит. Сразу представился бродяга, врасплох застигнутый наступившей ночью. Не имея иного пристанища, решил он устроиться здесь на ночлег, – и вот сейчас почти бесшумно появится
