с кольцевой линии. Нужно было продержаться до Арбатской, сделать пересадку на Александровский Сад и поехать дальше до Багратионовской. Но некоторые вещи от нее не зависели – в груди вновь что-то сжалось.
Муза снова начала искать, куда переместиться.
Слишком много человеческих эмоций, слишком много эмоций противоречивых.
Надо было как-то перебить этот поток – и она запела одну из известных песен, изначально в оригинальном исполнении Остина Робертса, – «Скуби-Ду, где ты?». Девушка пела громко. И, хотя ее никто не видел и не слышал, группа детей, продолжавшая ехать в другом конце вагона, один за другим, неожиданно вспомнили эту песню и начали исполнять ее друг другу исковерканными английскими словами, также громко смеясь.
Шатенке с яркими янтарными глазами стало чуть легче. Она улыбнулась, услышав радостный смех ребят, и выдохнула. Жаль только, что сейчас не было возможности аккуратно скрыться в каком-нибудь углу, как в «Русиче», который еще не успели ввести в эксплуатацию.
Через станцию девушка вышла из вагона и повернула налево. У эскалатора на Филёвскую линию традиционно скопилось много людей, поэтому муза сразу пошла с левой стороны, обгоняя насквозь редких пассажиров, справляясь после каждого с легким головокружением, и встала по правой стороне на незанятую ступеньку. Человек, стоявший чуть ниже, проявлял паранойю, развернувшись лицом на спуск, и придерживал рюкзак, висевший на одной лямке, в районе молнии. И проявлял он паранойю не только своими действиями.
Девушка закатила глаза и пошла дальше, но при сходе с эскалатора налетела на оступившуюся женщину с двумя пакетами какой-то мелочевки. От внезапного испуга сама муза прониклась этим ощущением, переросшим внутри нее в страх. Она тут же прижалась к стене.
– Что-то сегодня труднее, чем обычно, – сказала она – и в этот момент в груди ее не только что-то сжалось, но и повернулось на 180 градусов, глаза стали видеть контрастно и насыщенно. – Нет, пожалуйста, только не сейчас.
Она села на плитку и сжалась настолько сильно, что со стороны превратилась в несчастный трясущийся комочек.
Её глаза почернели.
Из них полились слезы, мгновенно высыхающее у подбородка. Слух стал настолько острым, что она могла слышать всё происходящее разом и отдельно чей-то шепот – и полностью все воспринять.
– Пожалуйста, пожалуйста, успокойся, – говорила она себе. – Лишь бы меня никто не увидел, лишь бы меня никто не увидел прошу. Я не хочу сотворить беду.
Она ощущала, как ей становится безумно приятно. Растекающаяся теплота по всему телу, ощущаемая даже в мизинцах ног. Она широко раскрыла рот и сжала черные глаза, в которых царствовало небытие.
– Нет, нет, не надо! – крикнула она.
Ощущения резко сменились дикой болью, словно ей по телу очень быстро полоснули ржавым двуручным мечом.
«Нельзя кричать», – подумала она
