подчас удавалось продумывать довольно сложные логические схемы. При этом, хотя выразить языком свои выводы Стун никогда бы не смог, сам охотник хорошо понимал, что он имеет в виду. Сейчас, например, Стун мечтательно подумал о том, что если и Кац принесёт что-нибудь – то сегодня впервые за много дней они смогут наесться досыта, и даже останется немного закусить перед сном.
Однако иногда, как правило, перед сном, в голове пожилого охотника начинали метаться обрывки каких-то непонятных воспоминаний, образов, которые сознание Стуна воспринять не было способно – и тогда он начинал беспокойно ворочаться под шкурами, пытаясь прогнать беспокойные мысли прочь.
Так случилось и сейчас. Покончив со щукой, Стун медленно отложил камень в сторону и опустил руки на свои колени.
Перед глазами Стуна вдруг появился белый и чрезвычайно яркий свет. Какие-то громкие и непонятные шумы наполнили голову охотника… Казалось, ещё чуть-чуть, и Стун вспомнит что-то очень важное – но нет. Как и во все прошлые разы, мысли охотника так же внезапно успокоились, оставив в покое его первобытный рассудок.
Стун медленно поднялся, тщательно вымыл в реке руки от склизкой чешуи и понёс добычу Ри-Чена обратно к костру. Взгляд его был задумчив и грустен одновременно.
Каким-то глубинным чувством – хоть он и не знал таких слов, чтобы объяснить это – Стун догадывался, что его беспокоит.
Его беспокоила неизвестность.
Неизвестность, о которой молодые головы его соплеменников, постоянно занятые мыслями об охоте и выживании, пока ещё не задумывались.
Его беспокоило то, что он не знал, что было с ним раньше. Стун помнил вчерашний день, день перед ним, день, когда их хижину затопило, день, когда от костра загорелся лес и им пришлось спасаться бегством; он помнил, что было в прошлый сезон жары, в прошлый сезон холода – но что было до этого, Стун не знал. Не помнил. Два сезона – и всё. Предел.
Слов в языке Стуна не хватало для осмысления этой проблемы, но внутренним чувством он догадывался, что ни Кац, ни Адис, ни Ри-чен также не помнят ничего, кроме их скитаний по этому лесу.
И вновь, и вновь охотник безмолвно спрашивал сам себя, что же за образы начали появляться у него в голове.
День пролетал за днём, и забот у небольшого племени было более чем довольно. Шкур всё ещё было недостаточно для периода холода, неумолимое приближение которого становилось всё заметнее.
В один из последних дней сезона жары Кац сидел рядом со Стуном, помогая ему затачивать дротик. Из прочных стволов молодых елей получались очень крепкие копья, но, чтобы ими можно было проткнуть крупную рыбину – или кролика, если повезет – их необходимо было заточить до невероятной остроты.
С учетом того что в распоряжении охотников были лишь куски кремния, дело предстояло довольно кропотливое.
Кац раскалил на огне кромку камня и с силой прошёлся по свежесрезанному стволу. Острая грань с шипением снимала дерево слой за слоем, превращая кусок древесины в орудие.
Стун,
