за талию легкую, как пух, партнершу, Юрий понял, что влюбился. «Наконец-то! – думал он, с упоением кружа девочку с белым бантом над каштановой косой. – Вот и меня посетила принцесса Греза». Из-за громкой музыки разговаривать было невозможно. Пришлось Юрию гипнотизировать красавицу томным взглядом и улыбкой утомленного жизнью интеллектуала. Образ был давно отрепетирован перед зеркалом.
У Натали это был первый в жизни бал, и она радовалась всему, не замечая ни плохого французского распорядителя, ни любовных томлений своего кавалера. Скромный актовый зал мужской гимназии казался ей дворцом, а провинциальная публика – изысканным обществом.
– Как мила Наташа Донцова, – сказала Ольга Александровна мужу, с нежностью глядя на танцующего сына. – Общество девушки полезно для Юры, он так огрубел в последнее время.
– Для этого я их и познакомил, – улыбнулся Николай Николаевич. – По лицу нашего дурачка я вижу, что он уже влюбился по уши.
Действительно, Юрий был очарован. «Сколько чистоты в ее взгляде! – думал он. – И какие синие глаза… Надо возвыситься самому, чтобы заслужить любовь такой девушки…»
А для Наташи он был только смазливым гимназистом, с которым приятно кружиться в танце.
– Где я могу вас видеть? – спросил Юрий в вестибюле, помогая ей одеться.
– Разве что случайно, – пожала она плечами.
– Почему же случайно, – раздался из-за спины голос доктора, – приходите к нам, молодой человек, вы же знаете, где мы живем.
Уходя с отцом, девушка «нечаянно» уронила перчатку. Юрий быстро поднял ее и спрятал. Вечером, укладываясь в постель, он положил перчатку на подушку возле своего лица. От касания перчатки его бросило в жар. Сон не шел, он был пленен женской красотой. Натали Донцова казалась ему «совокупностью совершенств»[6]: чистоты, целомудрия, красоты, хороших манер и прочих добродетелей, о которых им твердил на уроках Закона Божия школьный законоучитель протоиерей Марк. В гимназии мальчишки исподтишка гримасничали, слушая его проповеди, но сегодня в мыслях о Наташе Юрий мог использовать только возвышенную лексику – иные слова для выражения его чувств не годились. Упиваясь сладостью своих переживаний, он стал шептать стихи о любви. Первым пришло на ум «Я помню чудное мгновенье», но разве можно покорить женщину чужим талантом! Он вспомнил глаза танцующей Натали, и сами собой стали складываться строфы. Юрий отбросил одеяло, зажег лампу, взял карандаш и стал записывать.
Он не знал, сколько времени провозился у стола, но результатом остался доволен: получите, господа, шедевр любовной лирики! Он преподнесет его своей Музе при первом удобном случае, а папа – в этом Юрий не сомневался – захочет положить его стихи на музыку. Получится чудесный романс, который они будут исполнять дуэтом. Например, на Юрин день ангела, когда он пригласит в гости Натали.
Прежде чем потушить лампу, Юрий еще раз прочел:
Ты
«Более же всего облекитесь в любовь, которая есть совокупность совершенства» (Кол. 3, 14).
