ли. И вынужден пробовать.Бог, ноги вниз сверзив
с небес, всё кого-то захлёбывал.
Количество бульков —
не важная подкатегория
(на лавках бабульки
смерть как-то смогли, объегорили).
Придёт время.
Позже.
Пока – время строить гипотезы.
И жечь их,
(без света жизнь портится).
И выдох – на розжиг.
От вопроса к вопросу
Да.
Я не знаю ответов.
Зато хоть знаю вопросы.
По ним живу. Скажешь, бедно?
Спроси себя: «Что есть – осень?»,
к примеру.
Просто подумай.
И если встретится бездна, —
я на краю.
Очень дует…
Мы рядом. Кто же был бездарь?
Смотри, какие просторы!
Ответы – точка, жизнь – выбор.
Нет Смысла. Но есть смысл спорить.
«Ответы – смерть» – стоит выбить
в конце любой из историй.
Гипердактилические сомнения последней декады августа
Дождь.
Практически осень.
Младенчески
спится сладко капризным и некогдавым, —
ночь спустилась.
Но только для некоторых.
Сомневаться – так по-человечески.
Тишина лучше слов.
В дробь карнизную
тишина – лучший друг сомневающихся
и таящегося в них же, кающихся.
Присмотрись, сонм молитв вереницами
встречно каплям курится мечтательно.
Их затралят небесные траулеры
богу. Только молитвы – отравленные
и никчемные. И нечитабельные.
Дождь – единственный друг ночью августа.
Сверлит где-то внутри победитовое:
сомневающимся убедительные
не найти здесь слова.
Бог на лавке спит,
сыт по горло людскими привычками.
Не разбудят его просьбы «бардовские».
Остаётся молчать.
И по-варварски
выть, из ночи построчечно вычеркнутым.
Ведь
По воде ходить немудрено. Попробуй
походить по пустоте в душе
в безнадёжной арестантской робе
правых, но раздавленных левшей.
Бездна
Бездна и в тебе, под оболочкой.
Сокрушая каблуками твердь
пустоты, здесь бродят, одиночки.
Ветер.
А напоминает смерть.
И расталкивая дыры кулаками,
задыхаются от счастья – отдавать
новые миры.
Ведь даже камень
нужно научиться делать, брат.
Фантомное по ветру
Лица улиц проснулись не очень.
Всё равно – хоть Стамбул, хоть Тамбов —
за расхристанный ворот сорочки
заползала шальная любовь.
Утро пахло постелью измятой,
как поэзией – Шаганэ.
Между тысяч чужих ароматов
ты небрежно носила «Шанэль»,
запахнувшись,
