смогли укрыться от разозлившегося пса. Он с силой схватил стебель одной из них, шипом проткнул ладонь, и, ощутив боль с привкусом крови, всё же отломил цветок от общего куста.
Скалясь на всех подряд и сморщив селлион, Хью молча шёл по улицам города, иногда заплывал в мыслях. От него шарахались звери, старались обходить стороной. Но парень не замечал этого, как и всего происходящего вокруг – как рядом говорили о тревоге в городе, о перекрытых дорогах, как полицейские автомобили стаями колесили по каждому закоулку.
Спустя несколько минут слепой ходьбы он уткнулся в стоящее у угла тротуара зеркало. Разъярённый вид не шёл ему – ни злобный оскал, ни сжатые брови, ни «Грозная стойка. Хью привык быть весёлым и беспечным, чтобы искренняя улыбка не сходила с его морды. Он взглянул на своё отражение, отдалённо напоминавшее его.
Хегли ждал своего друга у себя в квартире, успев сбегать к «Шестому» и обменяться парой фраз с Купрусом. Охранник с удовольствием и напряжением слушал про побег диверсантов от оперативников, про их разговор с Брауном, но, что показалось странным Фланнагану, иногда прерывал рассказчика и спрашивал про Молнию. Сам импала не слышал ничего о девушке после их последней встречи и от того жил, как на иглах, переживая, не находя себе места.
Вернулся антилопа позже пса, который пришёл к пустой квартире, прозвонил в звонок минут десять и, отчаявшись, приняв за предательство, сел около двери. Его низко опущенная голова, спрятанная за руками, не шевельнулась, когда Хегли прозвенел ключами перед ухом лабрадора. Хью уснул, не дождался блудного друга. Но его крепкий от соло на нервах сон прервал хозяин квартиры. Все попытки убедить пса отоспаться у Фланнагана были тщетно разбиты об отвесный пик горького опыта. Потерявший веру в себя зверь хотел поделиться свои несчастьем и донести до друга суровую мораль.
За разговором они просидели до двух ночи, не отклоняясь от одной и той же темы, постоянно подкрепляя её новыми размышлениями и историями. Ведущим диалога был Хью, рассказывавший о всех девушках, что повстречались в его жизни, и о их ничтожности по сравнению с Дорен. Ему хотелось выпить, говорить и действовать, но Хегли разрешил только общение. Псу не хватало слов, чтобы описать антилопе собственные переживания и чувства, он помогал себе активной жестикуляцией и постоянными резкими вставаниями со стула. Иногда переходил на крик, иногда говорил еле слышно – от всей души, передавая эмоции в чистейшем виде.
– И что ты думаешь делать? – спросил импала, который подпёр подбородок руками, чтобы не свалиться от усталости на стол. Он незаметно пытался закрыть глаза – опустить занавес, закрывающий сцену театра, но один настырный актёр так и лез за неё. – Сдашься? Или как обычно?
– Надо следовать логике. Дай подумать, – ответил Хью и зевнул во всю ширину пасти. – Кому она нужна?
– Тебе.
– Верно. Я всё равно продолжу за ней ухаживать, только теперь ещё… как бы это сказать… лучше, в общем. Вот согласись, что библиотекари стали
