семья верующая. Значит, вы поклоняетесь богам. Значит, родителям было должно научить дщерь именам божеств.
– Родители верят в Богов земли, а не неба.
– Однако же кровь девственницы пускают небесному светилу, – язвит мужчина. – На алтаре меж двух пантеонов…Ты сказала «родители верят». А сама..?
– Предпочитаю верить в зримое.
– Я не зрим?
– Ты не Бог.
Его руки припадают к графину, а графин пускает по горлышку напиток. Хозяин с наслаждением пьёт и потом с таким же наслаждением интересуется у меня прожитыми под солнцем годами.
– Не молчи, – приказывает он интонацией просьбы.
– Шестнадцать.
– Самый сок. А выглядишь старше. – Бровь вновь незамысловато танцует. – Так отчего в роду безымянных работяг явила себя дивная атеистка? Хотя, знаешь, – он откидывается в кресле – со скрипом стула и всплеском напитка, – твоя непокорность заключена в твоих годах. Ещё немного – и мир притупит твои начинания ослушания. А твоё ослушание сейчас притуплю я. Понимаешь, радость?
И он кошкой прыгает с кресла: кулаки прижигают подлокотники моего кресла и порывом ветра заставляют дрогнуть рукава глупого платья цвета вяленой рыбы. Он нависает – быстро и страшно; и быстро и страшно шипит на ухо:
– Если солжёшь мне ещё раз – высеку так, что не сможешь ни сидеть, ни стоять. Понимаешь, радость? И никто не захочет касаться твоего некогда хорошего тела. А если ты перестанешь нести в Монастырь прибыль – пеняй на себя. Хорошее тело равно хороший заработок, равно стабильность. Иначе – прочь.
Мужчина отступает и выуживает из ящика стола пачку сигарет; острая игла западает меж зубов и пускает кольцеобразный дымок.
Выжидаю. Выжидаю, но совладать с характером не могу, и потому выпаливаю гневно:
– Блефуешь, папочка.
И он забавляется ответу.
– Наглая мерзавка, – причитает мужчина. – Язвит и кому? На первый раз я тебя прощаю! Но не вздумай впредь обращаться ко мне с такой интонацией. Накажу. Да-да, и за это тоже.
– Блефуешь.
– Поясняй.
Он затягивается вновь.
– Ты будешь оберегать меня, пока не прибудет первый покупатель.
– Умница, – зудит властный голос. – Но сказанное тобой сейчас останется сказанным тобой и потом. На данный момент – наглая… – ты и вправду цивильный лист. Но не думай, что я забываю слова, не думай, что я отпущу их После. Я мечтаю наказать тебя за твою наглость. Мечтаю. Понимаешь, радость?
Хочу процедить очередное «поняла, папочка», но, заглянув в перспективу скорого, решаю смолчать.
Мужской голос повторяет «умница» и следом вопрошает:
– Ты поняла, почему я пригрозил тебе наказанием в первый раз?
– Да.
– Тогда отвечай честно.
– Девятнадцать.
– Именно, радость!
