и на все голоса. Он постарался выжечь душу каждому, вместе с разведенными руками и повисшими ладонями. Он давал знать: его руки тоже разочарованы. Взгляд натыкается на Алену и чуть-чуть притупляется, расслабляется, – Ларину это не касается, – чуть спокойнее, чуть молчания. Пауза. – Но остальные. Прошу вас, – вернулся на землю и продолжил грубо и высоко, но это было неважно.
Камилла перестала слушать его классический монолог и уставилась вперед. Алена тоже смотрела вперед. Они там встретятся, впереди. Они ненавидели друг друга не здесь, а за пределами стен. Хотя бы в невесомости. И Алена чувствовала, как воздух дрожит. Дыхание Крыловой создавало помехи в общественном кислороде. Где-то там, далеко, в тридевятом королевстве, Крылова забивала Ларину учебником, как гвоздь в стену.
Так началась вторая стадия: осознанное игнорирование. Шутки кончились. Игры кончились. Заготовленные фразы, ядовитые конфеты в красивых обертках. Хватит. Лариной не жить, просто потому что она хотела быть лучше. И Господи, у нее однажды получилось. Она должна была быть рада. Должна была. Помнится, ей снилось его хорошее отношение. И снилось недовольное и удивленное лицо Камиллы. Но во снах ты контролируешь ситуацию или просыпаешься. А тут – ничего не можешь сделать. Травкин относился так же. Удачно спеть – для него должное. Ошибка от Камиллы – это закрытые глаза и уши в буквальном смысле. Все куплено, как говорится. Только за пределами хоровой комнаты ты живешь в одиночку и не прячешься за спинами высоких хористов. Ты живешь. А жить надо было теперь с Крыловой. Кого он больше любит – стало вдруг не важно.
Теперь это личное.
Поэтому Алена пыталась спать крепко. Попыталась лететь во сне выше облаков и солнца, но почему-то сил не хватало, и проснулась она от удара в землю. Как обычно. За секунду до. Умирать страшно даже во сне, кто бы что ни говорил, поэтому Ларина хватает себя за шкирку и выкидывает на кровать, в которой она просто дергается и проглатывает дыхание.
Кошмар. Он не единственный. Размазать рожу всмятку об асфальт не так страшно, как Дмитрий Владимирович, а он ей снился. Снился хоровой зал полный народу; будто бы вся школа умудрилась поместиться в четырех стенах. Он сидел в первом ряду, а она стояла по центру и молчала. Кто-то играл на пианино, кто-то на скрипке, а к микрофону перед собой она даже не приблизилась. Как она могла? Петь одна?
И ведь она спела вчера. Насрать, хорошо или плохо. Это кошмар, который он с легкостью воплотил в реальность. И теперь, она пытается уснуть, чтобы сбежать. Обратно в хоровую комнату.
– Хватит засыпать каждые полчаса.
Настя, вошедшая в комнату. Алена накрывается одеялом, прячется в темноте и задыхается.
– Опоздаешь на вторую смену. Совсем обнаглела, – одеяло слетает на пол одним рывком, и Алена остается лежать в пижаме, свернутая клубочком. – Давай, лошадь. Ты сама просила разбудить тебя.
– Не хочу ее видеть.
– Лошадь?
– Камиллу.
Одно и то же, в принципе.
Настя
