плечом, сломанными ребрами и сотрясением мозга? – лукаво уточнил Конрад, утопая в громадной воздушной подушке, поражавшей своим удивительным комфортом.
– Ну зачем ты так? Я же искренне беспокоюсь о твоем здоровье и… – Виктор Станиславович затараторил, хаотично жестикулируя, словно это помогало ему отыскать нужные слова для своей импровизированной тирады.
Речь набирала обороты, и казалось словесный поток никогда не закончится. Иверсен сморщился и махнул рукой разбушевавшемуся мужчине, но тот и не заметил столь явный жест. Конрад застонал от пульсирующей боли в висках и постарался абстрагироваться от болтовни Виктора, однако затея провалилась.
Иверсен потянулся за таблеткой на комоде и поспешно выпил ее. Он сдержал порыв закинуть в рот еще одно обезболивающее, однако голову рассекла боль, словно раскаленным железом по нервам.
– Да можешь ты уже заткнуться! – не выдержал Конрад и запустил подушку прямо в лицо мужчине. – Я попрошу медсестру тебя привязать к постели тугими ремнями. Может тогда ты не будешь меня доставать.
Виктор Станиславович почесал макушку, задумавшись, а затем нагнулся за подушкой. Иверсен тяжело дышал, он сжимал и разжимал кулаки, сосредоточившись на дыхании. Гнев спадал, но вот раздражение буквально разъедало кожу на кончиках пальцев.
– Хорошо ты головой приложился. Вон как тебя накрыло, – присвистнул мужчина, заложив подушку себе за спину. Поудобнее устроившись, он довольно заулыбался, снова раскручивая стул ногой. – Отличная подушка, кстати говоря. Заберу ее с собой.
Конрад закатил глаза, накрыв ладонью лоб.
– Если это твоя цена, чтобы ты оставил меня в покое, – выдохнул он, почувствовав первое легкое действие от выпитой таблетки, – бери и… – не договорив, он красноречиво указал рукой на дверь.
– Что же ты меня так гонишь? – удивленно спросил Виктор, а мужчине уже хотелось выть от этого надоедливого узколобия.
Иверсену даже объяснять не хотелось коллеге элементарные вещи. Он жаждал всем сердцем лишь одного: отлежаться денек-другой, поправить здоровье и на выписку. Задерживаться на недели в стенах медучреждения, как Виктор Станиславович, он не планировал, ведь его не привлекал удел страдальца на больничной койке.
Горько усмехнувшись, Конрад потянулся к стакану воды, который своей морозной прохладой отменно взбодрил разум. Раздражение полностью спало, и Иверсен уже спокойнее заговорил:
– Виктор Станиславович, а вам не пора вернуться в свою, – он по-особому выделил последнее слово, – палату? У вас болезнь серьезная, вам бы долечиться, а вы со мной прозябаете.
– Ой, да ладно тебе, – отмахнулся он, подъехав на стуле поближе к кровати. – Что не сделаешь для коллеги. Как я могу бросить тебя в полном одиночестве. У меня слишком сильно чувство коллективизма.
– Что-то во время работы этого не заметно, – буркнул себе под нос Конрад, как вдруг дверь в палату распахнулась и там показалась знакомая каштановая шевелюра, которая на удивление не была идеально уложена. – Сема, как же я рад тебя видеть! Ты просто не представляешь!
Заметив
