мужчину перед собой. Ее взгляд сам собой приковался к кистям Иверсена, которые как раз оказались на уровне груди. Женщина улыбнулась и сообщила интересную деталь:
– Ваши руки могли бы стать руками пианиста, однако и хирурги творят своего рода музыку, – женщина склонила голову, а затем жестом пригласила гостя занять кресло у окна. – Чувствую я себя замечательно, словно я просто вздремнула, а не побывала на операции.
– Глядя на вас, не могу не поверить вам, – заключил Конрад, встав рядом с Аллой. Сидеть вовсе не хотелось, наоборот хотелось немного размять мышцы после двухчасовой конференции. – Простите, что забыл представиться. Доктор Иверсен, но вы можете звать меня просто Конрад.
– Конрад… хм, как скажите, – она снова увлеклась происходящим за окном, а мужчина не торопил разговор, вместе с ней наслаждаясь тишиной. – Интересное имя. Откуда вы?
– Из Норвегии, но я уже так давно живу здесь, что почти свой, – пояснил он, упершись ладонями в подоконник.
– Совсем свой. Я не могу уловить даже нотку акцента. Вы очень хорошо говорите по-русски.
– Благодарю, Алла Валентиновна.
– Не стоит так официально. Просто Алла, – пальцы женщины потянулись к ручке, однако сил повернуть не хватило. – Здесь так душно, Конрад. Не откроете?
– Конечно.
Одним ловким движением Иверсен распахнул окно, и Алла тут же вытянулась наружу, жадно втягивая ноздрями свежий воздух. Лицо просияло, и уже звонкий голос вдруг спросил:
– Конрад, а вы уже нашли свою родственную душу?
– Нет. К сожалению или к счастью, не знаю, – легко ответил он, не испытывая неловкости от столь личного вопроса.
– Понимаю. Расставаться с родственной душой всегда болезненнее, – выдохнула она, прикрыв веки. – Именно поэтому многие отказываются от такой любви.
– А вы оказались бесстрашной. Той, кто решилась.
– Боль потери ничтожная плата за пятьдесят лет счастья с любимым мужем. Пусть мне дали шанс вновь выбирать, я все так же утонула бы в глазах Степы и позволила бы отнести меня на руках в ближайший госпиталь. Боже, он так осторожно меня нес. Он боялся, наверно, что я рассыплюсь в его руках, словно песок.
Алла Валентиновна умолкла, предавшись воспоминаниям, а потому Конрад осторожно уточнил:
– Почему же вы решились на сепарацию именно сейчас? Уже прошло пять лет…
– Я понимаю к чему вы клоните, – она развернулась к мужчине и взяла за руку и так по-матерински взглянула на него, так мягко и тепло. – Видите ли, Конрад, у меня слабое сердце. Всегда таким было, но я не жаловалась. Однако годы берут свое, и юношеской безалаберности становится все меньше.
Иверсен внимательно слушал женщину и не перебивал. Ее пальцы крепко держали его ладонь, но он чувствовал легкую дрожь под кожей. Алла Валентиновна устала, но виду подавать она не желала.
– Как вы знаете боль от потери родственной
