Аббаса ушел в моем: “Лоро Пьяна”, темно-синий кашемир». Он нажал кнопку «Отправить», потом набрал еще строчку: «Телефон и другие ценные вещи в кармане пальто». Потом подумал и стер это сообщение, чтобы не подсказывать человеку Аббаса, что именно нечаянно попало к нему в руки. Хотя нет, это уже смешно. Зачем ему чужой телефон и малоизвестная книга мертвого израильского поэта?
Близнецы начали чихать и сопеть, женщина нетерпеливо переминалась с ноги на ногу. Эпштейн, не привыкший быть кому-то обязанным, набрал текст заново, отправил и продолжал держать телефон, ожидая, что вот-вот прозвучит сигнал ответного сообщения от помощницы. Но сигнала не было. Где же она? «Разумеется, я с чужого телефона, – набрал он. – Позже еще раз с тобой свяжусь». Он повернулся к женщине, та выхватила свой телефон, раздраженно что-то буркнула и зашагала прочь, не попрощавшись.
Через сорок пять минут он должен был встретиться с Морой в Эвери-Фишер-холле. Они знали друг друга с детства, и он, после того как развелся, стал часто ходить на концерты с Морой. Эпштейн двинулся к северо-западу, срезая углы по траве и лихорадочно сочиняя в уме эсэмэски. Но когда он прошел мимо куста, из него вылетела стая коричневых воробьев и рассыпалась по сумеречному небу. Этот внезапный рывок к свободе принес Эпштейну некое утешение. Это же просто старая книга, наверняка найдется еще экземпляр. Он поручит это Шарон. Или вообще можно отпустить книгу так же легко, как она пришла. Разве он не получил уже от нее все, что ему было нужно?
Погрузившись в свои мысли, Эпштейн вошел в туннель под пешеходным переходом. Воздух был промозглый, он поежился, и вдруг из темноты вынырнул бездомный и шагнул ему навстречу. Волосы у него были длинные и спутанные, от него воняло мочой и гниением. Эпштейн достал из бумажника двадцатидолларовую купюру и сунул в огрубевшую ладонь бездомного. Потом подумал, достал мятные конфеты и протянул их тоже. Но это была неудачная идея – бездомный судорожно дернулся, и Эпштейн увидел, как в темноте блеснул нож.
– Бумажник гони, – буркнул он.
Эпштейн удивился. Неужели сегодня у него можно отнять что-то еще? Неужели он столько отдал, что от него пахло пожертвованиями и мир считал, что у него можно безбоязненно брать что хочешь? Или, наоборот, мир пытался ему сказать, что он недостаточно отдал, что достаточно будет только тогда, когда у него ничего не останется? И неужели в Центральном парке до сих пор водятся грабители?
Удивился, но не испугался. Ему в жизни не раз попадались сумасшедшие. Можно даже сказать, что у него как у адвоката был некоторый талант в обращении с ними. Он оценил ситуацию: нож небольшой. Им можно поранить, но не убить.
– Ну хорошо, – начал он спокойным тоном, – давай я отдам тебе наличные. Здесь долларов триста, может, даже больше. Возьми всё, а у меня останутся карточки. Они тебе все равно не пригодятся – их заблокируют минуты через две, и ты, скорее всего, выбросишь их в помойку. А так мы оба будем довольны. – Пока Эпштейн говорил все это, он вытянул руку с бумажником перед
