этого, несомненно талантливого, но не прошедшего стандартного учебного “маршрута”, паренька, и в конечном итоге зачислили на вечернее отделение фортепианного факультета сроком на два года и возможностью перевестись на дневное по результатам экзаменов.
Слухи о молодом физике, пожелавшем быть пианистом, прокатились по консерватории, сопровождаясь вполне естественным и вполне жгучим интересом доминирующей на факультете женской группы к симпатичному претенденту. Юджин с радостью предвкушал открытие нового романтического фронта, казавшегося более живым и многообещающим. Что ни говори, а “пианистка” звучало лучше, чем “химица” или “биологиня” (черт бы ее побрал, эту Светку!), да и носители музыкальной профессии выглядели лучше в массе своей.
Не следует думать, что затеянное Юджином предприятие протекало гладко и безмятежно: сомнения были, и серьезные. Временами они выдергивали его из блаженных грез о роскошных концертных залах и толпах восторженных поклонниц и переключали в близкое к панике состояние, сопровождаемое желанием закрыть “проект” немедленно. Пугали, в основном, чисто практические препятствия, например: как быть с необходимостью последипломной 3-х годичной отработки по специальности? Где и на что жить в ближайшие годы (отец Юджина в преддверии завершения своего вдовства и новой женитьбы дал ему совершенно определенно понять, что денег “на музыку” не даст)? Главное: что делать, если музыкальное поприще не удастся, куда идти, кем работать? Размышляя обо всем этом, он решил так: пробъемся! И начал действовать.
Для начала он посетил вице-президента универа по кадрам и, смущенно заикаясь (что было, конечно, лучшей тактикой), поделился с последним своей удивительной раздвоенностью и неудержимой тягой к прекрасному. Кадровик, который, как все знали, мучался с единственным сыном, бросившим университет в пользу сомнительных скитаний в области художества и совершенно неприемлемого для родителей богемно-наркотического болота, принял откровения симпатичного Юджина с пониманием (“этот парень, по крайней мере нормально защитится, покрутится где-то там, глядишь, и вырулит на верную дорогу” ) и пообещал ему свободный диплом при условии полноценной защиты и поддержания связи с лабораторией в течение ближайших двух лет.
Вдохновленный первым успехом Юджин быстренько вычислил среди заигрывающих с ним пианисток некую Асю, девушку относительно неприметную и постарше других, но с огромным преимуществом перед остальными претендентками в виде двухкомнатной квартиры в городе, где она, очевидно, несла свой крест матери-одиночки. Юджин подкатил к ней совершенно по-дружески и, продолжая проверенную схему смущенного заикания, без всякого нажима получил приглашение пожить у девушки первое время, но только, понятное дело, в случае успешного контакта с ребенком-дочкой, который был без труда установлен: обаяние Юджина имело широкую сферу действия. Дополнительно обещанная с его стороны “помощь по
