еса не смыслящие в ГСМ1. В армии они с ребятами на спор тушили бычки прямо в бензине. В те времена университетами Коляна были курилка у казармы с врытой в землю горловиной стальной бочки, ощетинившейся выпирающими из песка окурками; пятнистая, под шкуру питона, кабина армейского тягача и полные завораживающей опасности самоволки за дурью в соседний кишлак. Поэтому он твердо знал, что здесь нужно соблюдать только одно правило – огонь не должен быть открытым. И, как видите, он да и все пацаны до сих пор живехонек-здоровехонек и нос в табаке. Последнее, правда, так, для красного словца, потому что капусту на этой полудохлой колымаге срубить не получалось. Но он не унывал и верил – когда-нибудь и у него начнется пруха.
Повертев головой по сторонам, он выбрал цель – валявшуюся в пыли на обочине рядом с развернутым к нему цифрой «655» километровым столбом пустую консервную банку. Зажав бычок между большим и указательным пальцами, хорошенько прицелился и щелчком отправил его прямо в разинутую, ощерившуюся заусенцами жестяную пасть. Окурок исчез в банке, а стрелок слегка уронил правое плечо и одновременно преломил руку, резко ударив себя левой по сгибу в локтевом суставе. При этом подогнул колени, отклонил торс назад, едва не завалившись навзничь, и, используя всю мощь неповторимой пластики родной речи, махом поженил в одном слове сказуемое, определение и дополнение:
– Епть!
Получилось эффектно – похожий победный жест демонстрируют футболисты, поразившие ворота соперника.
Он огляделся, но болельщиков поблизости не оказалось, если не считать проносившиеся по шоссе тачки, безразличные к выполнению им норматива по метанию окурков в консервные банки. Впрочем, один зритель все же имелся – взиравший на его упражнения с придорожной осины одинокий лесной ворон устрашающе крупных размеров.
Такого Колян видел всего однажды, в зоопарке, куда его водила мать. Уже тогда, в девятилетнем возрасте, он почувствовал враждебность, исходящую от облика огромной птицы, и сильно испугался. Но сейчас, осознавая свое преимущество в весовой категории, конечно, не струсил – просто подобрал с земли подходящий булыжник и, не раздумывая, швырнул в ворона. Неустрашимая птица с видом опытного артиллериста оценила траекторию снаряда и, придя к заключению, что будет «недолет», невозмутимо проводила взглядом опасный предмет. Когда камень, действительно не долетев, бесследно исчез в завалах спутанных веток и сучьев, издала оглушительное: «Каррр!..», нехотя свалилась с ветки, взмахнула иссиня-черными крыльями и, ловко подныривая под набрякшие от влаги черные ветви, растворилась в оплывающей сумерками промозглой чаще.
Колян сплюнул, сунул руку в карман потертых джинсов и энергично почесался. В воздухе стоял сильный запах керосина.
Он учуял его еще в кабине и остановил машину, проверить, в чем дело. Однако, помня негласное армейское правило «всякое полезное дело начинается с перекура», – не преминул претворить его в жизнь, прежде чем лезть на цистерну бензовоза, похожую на изукрашенную неопрятными маслянистыми потеками слоновью тушу. Делать это ужасно не хотелось, но пришлось. Матерясь, он взобрался по стылым перекладинам лесенки, ведущей к люку. Люк был задраен и опечатан, но выбора не было – сорвав пломбу, он откинул крышку. И сразу понял, в чем дело: резиновая прокладка, уплотняющая стык, в одном месте – видимо, от старости – протерлась.
Он представил, какой начнется головняк, если вызывать техничку. Во всяком случае, о том, чтобы сегодня успеть к Лильке, придется, в натуре, забыть. А завтра у нее дежурство – на сутки заступает.
Такая перспектива показалась ему стопроцентно непривлекательной – надо было как-то ликвидировать течь, чтобы добраться хотя бы до места назначения.
«А там пусть эти козлы сами меняют прокладку», – справедливо рассудил он, и полез вниз, чтобы подыскать что-нибудь годящееся для ремонта.
Ничего подходящего не оказалось кроме, разве, тонкой медицинской резиновой перчатки с полуоторванным средним пальцем в ящике с инструментами под бочкой. Он решил, что сойдет и она, и снова полез на бочку, стряхивая по дороге с перчатки ржавую пудру.
Экспресс-ремонт занял несколько минут. Он затянул крышку, сунул нос под край, понюхал. Керосином все равно воняло, но это понятно – вылившийся еще не успел выветриться.
«Надо будет начальству доложить, на каком хламе приходится перевозить опасный груз, – размышлял Колян, устраиваясь на сиденье. – Драндулету этому уже давным-давно пора в металлолом. На таком только левую горючку таскать».
То, что керосин левый, сомнений быть не могло. Как иначе можно объяснить такую колоссальную разницу между этой развалиной с мордой деревенского забулдыги и его собратьями – сияющими отполированной нержавейкой и никелем, похожими на океанские танкеры громадинами с фирменными знаками отличия.
Он запустил мотор. Грузовик содрогнулся, как эпилептик, вовремя не принявший фенобарбитал. Колян наградил подожженное
Горюче-смазочные материалы
