вечер, отходя ко сну. Мы мечтали об этом моменте и знали, что однажды вы вернетесь.
Журден смотрел на Лайама, и я понимала его чувства.
Лайам улыбнулся.
– Я помню ту темную ночь. И большинство из нас помнит. Мы пришли с вами в этот самый зал после битвы и принесли этого парня. – Он посмотрел на Люка, и от любви в его глазах у меня перехватило дыхание. – Вы убежали, потому что мы того хотели и просили вас об этом, лорд Мак-Квин. Вы сбежали, чтобы сохранить жизнь сыну, и мы бы не вынесли потери вас обоих.
Люк поднялся, обошел стол и встал рядом с Лайамом. Тан положил на плечо моего брата правую руку.
– Мы приветствуем ваше возвращение, мои лорды, – сказал Лайам. – И мы почитаем честью опять служить вам.
Зал ожил – все вскочили, поднимая чаши с элем и сидром. Мы с Картье тоже встали, и я подняла кубок с сидром, чтобы выпить за здоровье отца и брата.
– За лорда Мак-Квина… – начал было тан Лайам, но Журден резко повернулся ко мне.
– Моя дочь, – хрипло произнес он, простирая ко мне руку.
Я застыла, удивленная, а зал замолчал – все как один смотрели на меня.
– Это Бриенна, – продолжал Журден, – моя приемная дочь. Если бы не она, я не смог бы вернуться домой.
Я вдруг испугалась, что из замка Дамэн распространится правда о дочери лорда Аллена, поскольку на прошлой неделе я недвусмысленно объявила себя в замке Алленов его когда-то потерянной дочерью. И хотя я не знала всех ужасов и жестокостей, которые обрушились на эту землю и этот народ, мне было известно, что двадцать пять лет назад Брендан Аллена предал Журдена и захватил его земли и людей.
Я была дочерью врага. Глядя на меня, не видели ли они его тени? «Я больше не Аллена, я Мак-Квин», – напомнила я себе.
Шагнув к Журдену, я позволила ему взять меня за руку и привлечь к себе, под его тепло.
Тан Лайам улыбнулся мне. В его глазах блеснуло извинение, словно он сожалел, что не заметил моего присутствия. Он поднял чашу и провозгласил:
– За Мак-Квинов!
Тост прокатился по залу, разогнав тени, словно под потолком зажегся свет.
Помедлив всего мгновение, я подняла кубок с сидром и осушила его.
После пира Журден с Картье и Люком повели меня по главной лестнице в комнату, которая когда-то была кабинетом отца. Стены обширного помещения занимали книжные полки. Меха и ковры на каменном полу приглушали шаги. Железную люстру над столом покрывала прекрасная мозаика: квадратики из бериллов, топазов и ляпис-лазури, изображающие сокола в полете. На одной стене висела большая карта Мэваны. Прежде чем присоединиться к мужчинам за столом, я немного полюбовалась интерьером.
– Пора планировать следующий шаг нашего восстания, – сказал Журден, и я узнала искру, которая горела в нем, когда в столовой его валенийского особняка мы обсуждали возвращение в Мэвану. Те дни теперь казались такими далекими, словно из совершенно иной жизни.
На
