сквозило ошарашенное изумление.
– Это что значит? Ты отказываешься от моих концертов?
– Да, – просто ответил Макс, встречая надвигавшуюся бурю с каменным лицом. – Очень жаль, что пришлось так поступить, – твою неустойку я выплачу в полном объеме.
– О какой неустойке речь, ты, болван! – Задетая до глубины души, Карина вскочила с кресла и нависла, словно гроза, над равнодушным Максом. – У нас никакого договора; я прилетела сюда не для того, чтобы денег сгрести! Мои выступления – уже благотворительность для тебя. Ты хоть знаешь, сколько Эдди уговаривал меня выступить у тебя?
– Только не надо сцен, – примирительно отвечал Макс. – Я ничего не хочу объяснять. Любые твои требования я готов исполнить.
– Подвесь дьяволу за яйца свою готовность! – отрезала Карина и устремилась к двери, яростно стуча каблуками. – Я даже не стану требовать с тебя чего-либо, ты просто не достоин моего времени! – ядовито бросила она у порога и хлопнула дверью.
Некоторое время звон ее каблуков о гранитный пол болезненно капал на уши, и, когда окончательно стих, Макс откинулся на спинку и принялся бесцельно вертеться в кресле. Чертова гордячка. Дать бы ей хоть чайную ложку его трагической доли.
Вошедшая в кабинет Анна непонимающе взглянула на него.
– Господин Манукян, что случилось?
Макс глубоко вздохнул, глядя перед собой слепым взором. Опять слезы, эти бесконечные, не приносящие утешения слезы. Проклятая обида сидела в нем, обжигая горло. Макс вытер влажные щеки. Анна поспешила к нему с тревогой в глазах.
– Боже, господин Манукян, чем я могу вам помочь?
– Все хорошо. Извини. Просто немного не по себе. Прошу: называй меня Макс.
– Позвольте принести вам холодного чая, Макс.
На ее предложение Макс ответил грустной ленивой улыбкой.
– Ты окажешь мне великую услугу, если согласишься выслушать.
Через двадцать минут они сидели на втором этаже пиццерии «Даймонд», напротив крупного белоснежного ока правительственных часов площади Республики. На улице начало моросить, небо облепили грязные облака. Взгляд Макса застыл на фонтане перед зданием музея истории Армении. Он обхватил руками чашку холодного кофе.
– Иногда прошлое наваливается на тебя, как огромный тяжелый камень. И ты ничего не можешь сделать.
Анна ужаснулась. Не словам, а их произнесением, будто на последнем издыхании.
– Это из-за того случая с Эдгаром? – растерянно пыталась прощупать почву Анна. Макс поднял глаза на нее, и помощница вновь увидела в них то, что проскальзывало время от времени, – боль. Невыносимую, угнетающую тоску.
– Я не говорил ни с кем об этом. Это было ужасно.
Анна робко улыбнулась.
– Макс, я с удовольствием вас выслушаю.
Манукян посмотрел на небо. Бесчисленные
