из прокопченной вонючей проволоки заяц не сунется, – за версту учует. И потому посылает своих товарищей с длинными кусками проволоки к ближайшей березе, чтобы они потерли ее о ствол лесины, стерли копоть, перебили запах горелого металла лесным запахом. Те беспрекословно выполняют указания знатока, – пыхтят, стараются. Лишь только после этого показывает им заводила, как крутить петли.
Через пару часов грязные и прокопченные, как черти, но довольные, даже, можно сказать, – счастливые, возвращаются чада к родительским домам, прячут по углам петли, придумывают, как оправдаться перед матерями за испачканную одежду. А ведь надо еще на завтра харч добыть.
А утром, не слишком, конечно, рано отправляются ребята в лес ставить петли. Идут гуськом, – тоже натаптывают свой путик. Само по себе все это и не плохо: пусть себе ребята привыкают к лесу, закаляются на сибирском морозе, познают природу. Смотришь, и в самом деле, попадется зайчишка в их петли, – тогда вообще полное счастье.
Плохо только, что петель своих они обычно не снимают. Или позабудут, где поставили, или потеряют путик свой из-за обильного снегопада. А то и просто потеряют интерес к такому времяпрепровождению, особенно, если удачи нет. Остаются их петли в лесу на всю зиму, уходят в лето. Попадают в них лесные зверюшки и пропадают зря. Настоящий охотник так не поступает. Он непременно снимет свои петли в конце сезона.
И не дай бог, когда такая ребячья ватажка наткнется в лесу на чужой охотничий путик. Ничто не удержит их от соблазна пройтись по нему. И тут уж, – пиши пропало и добыче, и охотничьим снастям. Петли, может быть, еще и оставят, если в них нет добычи, а вот капканы – соберут непременно. По этой-то причине и остерегался Петрович ребячьих охотничьих ватажек.
Таёжная баня
Уже три недели отряд в тайге. Мы – геологи. Даже не просто геологи, а группа научных сотрудников отдела горноразведочных работ Забайкальского научно-исследовательского института. На полевых, так сказать, работах.
Лагерь разместился на поляне среди девственного леса возле говорливого ручья, или ключа, как чаще говорят здесь, – в Забайкалье. На краю поляны – просторная десятиместная палатка, перед ней, – метрах в пяти – кострище с рогульками и чурбаками-табуретками, рядом – ведра, котел с алюминиевой посудой, – мисками, кружками, ложками. Чуть в стороне – суточный запас валежника, уже распиленного и порубленного, подготовленного к отправке в костер.
У ключа в тени прибрежных кустов поблескивают две оцинкованные молочные фляги под питьевую воду. За палаткой под сосной – наша беда и выручка, – старенький ГАЗ-69. Вот, пожалуй, и все. Лагерь, как лагерь.
Несмотря на раннее время и настежь распахнутые крылья входа, в палатке душно. Солнце пронизывает тонкое полотно скатов, зайчиками проникает внутрь через противомоскитные сетки раскрытых оконцев. На земле,
