боишься? – спросил он.
– Я думаю не о себе, – сказала Машенька.
Он улыбнулся:
– Я понимаю, ты думаешь обо мне. Что ж, это верно, врачи сказали – сердечник… Только мало ли что скажут врачи! Главное для нас – выбрать надежную дорогу, такую, чтобы под самым носом фашиста проползти. Мы знаем тут, Машенька, любую кочку, и нам ли верную тропинку не найти?
– Но с чем мы придем к нашим? С голыми руками? Ты понимаешь, как это важно – узнать, где и какие фашистские войска остановились, сколько у них пушек, танков, пулеметов…
Он задумался.
– Верно. Но для этого нужно время.
Машенька сказала решительно:
– Значит, в эту ночь мы не можем уйти.
Они остались в Мышеловке еще на двое суток. За это время гитлеровцы угнали все население поселка. Машенька видела, как мимо их двора, окруженные крикливым конвоем, шли женщины, неся на руках детей, тащили тележки, груженные всяческим скарбом. В поселке то и дело трещали автоматы, и улицей стлался густой и едкий дым. Это горела Машина школа. Неведомо почему она помешала злобному воинству, украшенному черными пауками.
Ранним утром к голубятне подошли трое фашистских солдат. Дядя еще спал… Машенька услышала голоса и, стараясь двигаться бесшумно, прильнула к щели в дверцах. Солдаты негромко о чем-то разговаривали, поглядывая на голубятню.
Почему они заинтересовались голубятней? Наверное, уже успели переловить в поселке всех кур и гусей… Приставная лесенка лежала у опорного столба в траве, один из фашистов сначала недоверчиво ощупал перекладины ногой, потом поднял лесенку и приставил к голубятне.
Машенька встряхнула за плечо дядю и, приложив палец к губам, указала глазами на дверцу. Дядя не двинулся с места; широко открыв глаза, он прислушивался к голосам. Пожалуй, впервые в жизни она видела таким суровым, словно окаменевшим, его лицо, такими холодными – глаза. Движением бесшумным и мягким он вытащил из-за голенища нож.
Солдат стал подниматься по лесенке, ступил на первую перекладину, на вторую, на третью и уже протянул было руки, чтобы взяться за край дощатого помоста под будкой, но перекладина хрустнула и обломилась, и немец неловко спрыгнул на землю. Два других громко засмеялись, и все они направились к сараю.
– Кажется, пронесло, – сказала Машенька, оборачиваясь. – Хорошо, дядя, что ты подарил соседям голубей. Окажись на будке голуби, эти гости обязательно сюда взобрались бы.
Глаза дяди были по-прежнему холодны и пусты; порывисто переводя дыхание, он осторожно спрятал за голенище нож.
Они не выходили из голубятни еще долгие сутки. В поселок все прибывали вражеские войска. Громыхали танки, надрывно ревели тягачи, волоча пушки и прицепы с боеприпасами, иногда мелькали запыленные легковые машины.
Домик Боровиченко вскоре был набит фашистами до отказа. Те, что не поместились в домике, заняли сарай,
