я ваша дочка и пришла помогать.
Женщина внимательно заглянула ей в глаза:
– Понимаю, девочка, без расспросов. Ржа железо ест, а печаль сердце. Только что же нам руки опускать? Старые, умные люди говорят: прилетел гусь на Русь – погостит да улетит. Ладно, будешь моей дочкой.
Она достала из кармана фартука пирожок, подала Машеньке.
– Ешь, да чтоб эти дьяволы не заметили.
…Никто из немцев не обратил на Машеньку внимания: ей невольно думалось, что они уж очень заняты то обедом, то ужином, то завтраком. Машенька почистила картошку, принесла из колодца воды, а потом взяла корзинку и пошла на огороды собирать укроп…
Это поручение повара было очень кстати. Она хорошо заметила артиллерийские позиции врага, свежевырытые ходы сообщения за поселком, огромные скопища машин в отлогом овраге, где солдаты выгружали какие-то ящики.
В доме, где помещался поселковый совет, гитлеровцы открыли госпиталь: через распахнутые окна в переулок доносились стоны раненых. По-видимому, раненых было много, так как и во дворе и в садике при совете белели палатки и суетились люди в больничных халатах, наверное санитары. Если не считать сгоревшей школы, поселок почти не изменился; был он только необычно загрязнен, забросан рваной бумагой и какими-то лохмотьями, да за окраиной, на косогоре, выстроились рядами свежие кресты с касками на верхушках.
Машенька насчитала пятьдесят крестов, но сбилась со счета – сколько зарыто здесь фашистов, она не могла определить.
Ее внимание привлекли знаки на машинах, на пушках, на погонах солдат и офицеров. Быть может, она слишком внимательно разглядывала эти знаки – четыре раза в течение дня ее останавливали на огородах, строго допрашивая, кто она и почему здесь находится.
Она показывала ведро, полное укропа, и, вспомнив немецкие слова, говорила, стараясь казаться спокойной:
– Дейтч зольдатен… кюхе!..
Вражеский патруль был недоверчив и сопровождал ее до самой кухни, а здесь выручала тетя Марфа – она уже осмелела и даже покрикивала на солдат:
– Это же прямо наказание: сами послали девочку за укропом, а шагу ступить не дают!..
Ни на минуту Машенька не забывала о дяде: что переживал он там, в своем неожиданном заключении, как волновался за нее! Она уже хорошо запомнила, где немцы рыли окопы, где устанавливали орудия, где возводили укрепления. Прислушиваясь к болтовне солдат, узнала, что все они принадлежат 29-му армейскому корпусу, который готовился к броску на Киев… Какого именно числа гитлеровцы решили штурмовать город, узнать ей не удалось, однако по всем признакам операция намечалась на ближайшее время.
В ночь с 9 на 10 августа Машенька выскользнула из шалаша, в котором ночевала вместе с тетей Марфой, и осторожно прокралась по саду к голубятне. Она постучала щепкой по столбу и, заметив, как дрогнула дверца, подставила лесенку. Дверца распахнулась, и дядя неслышно, словно совсем невесомый, спустился на землю.
Где-то
