Всегда должен быть выход. Во всем и везде есть выход. Думай. Думай. Думай.
Но выхода не было. Ян ошибся. А значит – он и до этого ошибался. Значит неверной была вся теория. Потому что в логической модели не может быть нестыковок. Либо модель верная, либо она неверная. Одно из двух. Верность модели доказывается только опытом, способностью модели предсказывать будущее. И его модель – была неверной. Она ничего не предсказывала. Это все было неправильно. Стоп, нельзя просто отбросить систему, нужно ее исправить. Должен быть какой-то выход. Какой-то способ выиграть время.
Нужно сделать паузу. Нельзя торопиться с выводами, иначе они становятся эмоциональными, а не логическими.
И в этот момент Ян почувствовал, как перед ним рвется материя пространства. Под ней, прямо за грубым срезом воздуха щетинилась чаща шестеренок, а за ними в тумане всплывали ряды букв, а за ними сигналы компьютерного кода, а за ними сухие пальцы, летающие над клавиатурой, а за ними сигналы нейронов, а за ними – идея. Бит. Атом. Сигнал. Кубик.
Все это было странной галлюцинацией, потому что голова Яна и так кружилась. Он едва стоял на ногах, пытаясь зацепиться хоть за один факт, пытаясь найти ошибку посреди всего чудовищного нагромождения логики, которое он так старательно выстраивал годами. И такой факт был. В самой глубине. Совсем крошечный, но самый настоящий, физический, металлический, со скошенными резными гранями и с кнопкой. Кубик.
Он лежал перед Яном на мостовой, ровно посередине центральной площади Монте-ре. И значит все было уже не важно.
– Ян, – Михаэла легонько коснулась его плеча. – У тебя пятнадцать минут найдется?
Ошеломленный, он обернулся. Михаэла стояла одна, чуть стеснительно держа сумочку за спиной. Этого не было ни в одном из вариантов пути. Она не должна помогать ему. Ян должен был бороться с ней и победить.
Четверть мгновения спустя они сидели в кафешке на Хейнрихштрассе. За окном журчала река, на горизонте шелестели бесконечные холмы с зацепками черепичных крыш. На подоконник вскочил бледный кот, он грубо спустился на столик, и Михаэла рефлекторно погладила его. А Ян рассказывал. Он говорил быстро и не знал, что говорит, и сколько уже, и зачем, и как только он понял, что нужно перестать – он перестал. Это прозвучало странно, он попытался вспомнить, на чем остановился, подумал, что его молчание тоже странно, и вдруг заговорить на другую тему – тоже будет странно. Он попытался мысленно вернуться к тому, что он вообще хотел изначально сказать, но он ведь, наверное, уже говорил это, а значит, если он начнет повторять – это будет выглядеть так, будто он думает, что его не слушали.
Лучше бы его не слушали.
– Значит я нужна тебе, чтобы изменить человечество, – сказала Михаэла. Она задумчиво теребила загривок кота, и вдруг спросила: – Ты меня любишь?
– Нет, конечно. При чем тут вообще любовь? – Ян искренне удивился. – Подумай, Михаэла. Подумай! Мы созданы друг для
