спокойно, не нужно… приседать.
– Я… видел только вас. Не видел вокруг. И теперь не хочу, – тот покраснел и продолжал разглядывать свои ноги.
– Да оглянись! Как же тут прекрасно, просторно. Никто не будет кричать!
– Я слышал крики.
– Когда?
– Тогда.
– Тогда? – Ангел взглянул на танцовщицу. – А, ты про мою жену. Не беспокойся, они все такие. Кричат, плачут, ноют, давят на жалость. Всю жизни они поливали перцем мои мозги.
– Что это означает?
– Да кто его знает. Но мне это надоело. Надо было именно сюда выбраться сразу после тюрьмы.
– Тюрьмы?!
– Ага, но не бойся… Я тебе все расскажу. С тобой… с тобой я могу открыться во всю. Спасибо тебе, что согласился пойти со мной, – сосед посмотрел на свою руку, которая до сих пор болела от хватки Ангела.
Прошло несколько минут. Ангел все это время думал, с чего именно начать свой рассказ. «Может рассказать о тюрьме? (рано) Или может просто про ту женщину? (какую именно) Хотя думаю лучше начать… (вот именно)»
– Давай я тебе расскажу что-то. Про мою жизнь. Ты должен повзрослеть.
– Моя мама говорит, что я взрослый.
– Физически может быть. Но не внутренне. Понимаешь?
– Нет.
– А должен. И вот тебе мой первый урок: все женщины – зло. Все. Без исключения. Вот, например, моя учительница в школе.
Я был хорошим послушным мальчиком, делал все домашние задания, учился лучше всех. И что ты думаешь? Ты думаешь она замечала это? Нет! Нет! Она наоборот пыталась избавиться от меня. Постоянно кричала за мой малейший проступок.
Как-то раз я с горяча ударил ногой по спине девочке. Даже небольшой след остался. Но ты должен понять, что я тогда был маленький и глупый. Я тогда не понимал, что проще всего просто извиниться и забить на это. Но нет же. Она, учительница, давила на меня. Говорила: ты понимаешь, что это плохо? Ты не должен просто так бить других. Я спросил: а что тут такого? Она же просто девочка, она наверняка ничего не почувствовала…
И та как заорала! «Да она плакала весь урок, только потом призналась во всем!». Я сказал: «Так она еще и стукач? Значит не зря ударил! И ударю еще.» И она врезала мне пощечину, до сих пор помню это. Было очень горячо. Я заплакал. Закричал. Тогда-то я понял, что женщины – это зло. Я хотел пожаловаться на нее. Рассказать все матери. Придумать историю, вроде она меня постоянно избивает. Но я забил.
И не простил их. До сих пор. И они еще хотят, чтобы я извинялся за это? Передо мной надо просить прощения. Я всю школу проходил с ненавистью к той учительнице и той однокласснице. Они то радовались, общались с другими людьми. А я что? А мне только оставалось продолжать хорошо учиться. И тогда я… еще раз понял, что женщины – это зло. Но их нельзя бить, иначе проблем наберешься по самые гланды. Так выпьем же за первый урок!
– Я никогда не пил… алкоголь, в смысле, – едва слышно сказал Владимир.
– Надо учиться, сделай хоть глоток, для старика.
– Но
