доносились из салона. Решив прибавить звук, я подошла к телевизору и… увидела площадь и памятник. Это было другое время, более позднее, чем во сне, это происходило сейчас, но это без всяких сомнений была та же площадь с памятником мужчине в плаще.
Я присела на диван, не в силах двинуться. Музыка стихла, и голос диктора объявил, что это была трансляция с традиционного январского фестиваля из Зальцбурга. На экране замелькало что-то другое, а я продолжала сидеть около телевизора, пытаясь понять, как совместить Моцарта с ночными полетами. Одно я поняла точно: этот город, в который меня отправляют по ночам, действительно существует. И имя ему Зальцбург. И памятник этот, точно так же, как и постройки вокруг, не могли быть мне знакомы, ведь я их никогда не видела.
В тот вечер я приложила все усилия, чтобы пойти спать как можно позже. Но едва приложив голову к подушке, я сразу оказалась в том городе. Но что-то отличалось здесь от того, что я видела на экране телевизора. Присмотревшись, я поняла, что просто находилась в другом времени. В этот раз мне удалось приблизиться так, что можно было различать людей. Судя по одеждам, это было начало ХХ столетия. Вернее, не совсем начало. Скорее всего, это было после войны 1914 года. На улицах уже были машины, но еще сохранялись фиакры. По центру города гуляли женщины в больших шляпах, мужчины в котелках. Небольшие кафе, праздность…
Мое внимание привлекли мужчина средних лет и девочка лет восьми, сидевшие за столиком. Перед девочкой стояла тарелка с пирожными. Девочку я не могла разглядеть, но пирожные видела настолько ясно, что вдруг ощутила приторно сладкий вкус во рту. От девочки у меня запечатлелись только цвета – бордовые пальто и бант, светлые волосы. Волосы цвета спелой пшеницы. Мужчина и девочка о чем-то тихо говорили. Вокруг них шла привычная, обыденная жизнь. Я почувствовала себя сторонним наблюдателем, неизвестно зачем явившимся. Разговор мне был не слышен, но можно было понять по выражениям лиц, что это был обычный разговор отца с восьмилетней дочерью. И вдруг у меня появилось желание исчезнуть оттуда – не видеть, не слышать, забыть…
Проснувшись в три часа ночи, я ушла с книжкой в салон, чтобы не разбудить мужа и чтобы избавиться от сна. Через час мне стало ясно, что я не могу сосредоточиться, что просто сижу с книгой и не понимаю, что читаю. Отложив книгу, я попыталась проанализировать происходящее. В принципе, наверное, ничего особенного, люди испокон веков видели сны – и простые, и вещие. Я читала об этом в ТАНАХе, в других книгах, видела в фильмах. Вроде бы не было повода для страха. Но я чувствовала, что моя память пытается через сны вытолкнуть наружу что-то такое, чего я не помню. И это может лишить меня покоя. И еще я поняла, что эта девочка – часть моего «я». И мне известно, как ее зовут. Это было страшно. Потому что я не слышала разговора и не могла услышать ее имя. И еще потому, что я не знаю ни одного европейского языка, так что, даже услышав разговор, не смогла бы его понять. Оставалось только одно – предположить, что у меня начались галлюцинации,
