сдавались. Мы сами жили на третьем. У меня была своя комната с отдельным умывальником. Рядом с ней – выкрашенный синей краской папин рабочий кабинет, в котором я любила читать книги из нашей домашней библиотеки.
Вообще я уверена: библиотека – важнейшая часть любого дома. Родительская библиотека, где было множество книг золотого фонда западной и русской литературы, сыграла огромную роль в моем развитии. Я, правда, искала в ней в основном книги вроде «Хижины дяди Тома», но при этом видела на полках тома Мольера, Шекспира, Бальзака, Шиллера, Байрона, Флобера, Золя, Достоевского, Гете, Пушкина, Томаса Манна… Может, потому мне так хотелось после войны именно этих книг.
Напротив моей комнаты, в другом конце коридора, была родительская спальня, а рядом – очень современно оборудованные ванная и туалет.
Были в квартире, само собой, и столовая, и кухня, а рядом – комнатка для посуды. Эти комнаты, так же как и большая гостиная, располагались в противоположном конце коридора.
Из столовой можно было выйти на просторный балкон, который играл и роль террасы. Летом можно было на нем обедать, читать, загорать.
Рассказывая о нашем доме, я так и вижу все комнаты и находившиеся в них вещи. Могла бы все это нарисовать, если был бы хоть малейший к тому талант.
Папа купил еще два участка земли, прилегавших к нашему дому и двору, но потом продал. Один купили американцы и потом построили там дом под представительство Соединенных Штатов. Другой купил и выстроил себе дом доктор Милвидас[38].
После развода мы с мамой переехали в трехкомнатную квартиру на проспекте Витаутаса[39]. Это тоже был построенный в межвоенное время и во всех отношениях удобный для жизни дом. Помню и его, и квартиру, кстати, тоже на третьем этаже, но не так хорошо, как папин.
С приходом Советов нас переселили оттуда в трехкомнатную коммунальную квартиру на улице Кревос[40]. Помню, в том же доме жил художник Йонинас[41].
Эту квартиру мы делили с евреями – беженцами из Польши. Одну комнату занимал некий господин Рабинович с женой, а кухня, ванная и туалет, как вы догадываетесь, были общие. То есть это была коммуналка.
И уже из этой квартиры во время немецкой оккупации мы были вынуждены переселиться в гетто.
Расскажите о своей школе, об учителях. Вы как-то упоминали, что воспитывались «в духе Шапоки». Что это значит?
Мы учились по «Истории Литвы» Адольфаса Шапоки[42]. Между прочим, из всей большой семьи Штромов я единственная посещала еврейскую (идиш-) школу – гимназию имени Шолом-Алейхема на улице Гардино[43], так решил папа, будучи уверен, что именно там работают лучшие учителя в Каунасе, так что я получу наилучшее образование. Все двоюродные братья и сестры ходили в литовские школы.
Еврейское население межвоенного времени можно поделить как минимум на две группы: «сионистов» и «идишистов». «Сионисты» смотрели в Палестину, мечтали о еврейском государстве
Юозас Милвидас (1914–1941) – литовский инженер.
Ирена Вейсайте с мамой жили на просп. Витаутаса в нынешнем доме номер 85.
Номер дома, в котором жили Ирена с мамой, 11.
Витаутас Казимерас Йонинас (1907–1997) – литовский художник.
Adolfas Sapoka (red.),
Еврейская гимназия им. Шолом-Алейхема (учрежденная как «Коммерческая гимназия») с преподаванием на языке идиш находилась в Каунасе в 19261940 гг. на ул. Гардино (Гродненской), д. 16, ныне ул. Пуоджю.
