сигарету? – спросил я.
– Дали бы, если бы ты с нами по-человечески, а теперь не знаю, когда ты закуришь, – сказал тот, что за рулем.
Я сжал руки и со всей дури ударил себя по переносице.
– Э-э-э, ты чё творишь? – заорал водитель. – Тёма, держи ему руки!
Кровь пошла довольно ощутимо, потекла на олимпийку, видимо, я не просто разбил нос, но и рассек кожу, голова закружилась. Легавые уже без формальности говорили на присущем им естественном языке:
– Ты чё творишь? Ты чё, говна въебал, что ли?
Последовал удар ладонью по моей щеке от того, что крупней, затем удар в солнечное сплетение, сержант осадил его:
– Тормози.
От удара под ребра волю к сопротивлению я потерял, началось удушье, я закашлял и наглотался крови, которой уже были забрызганы ноги и салон. Когда мы подъехали к зданию УВД, меня не сразу выгрузили – сначала сержант выбежал сам, видимо, давать какие-то объяснения, затем вернулся с еще одним ментом из приемки, и меня сопроводили в комнату досмотра.
Сержант, что меня привез, отдал дежурному менту мой паспорт. Меня посадили на лавочку, сержант передал протокол дежурному капитану, долговязому мужчине лет тридцати пяти с лицом садиста – губ у капитана не было, только щель со вздернутыми уголками, что надо ухмылочка. В комнате остались только мы с дежурным капитаном. Сперва он просто молчал, разглядывая мой паспорт и проколы на руках.
– Ну что, утром придет оперуполномоченный сотрудник, и пятнадцать суток ты скорее всего у нас в отделении отдохнешь, – сказал он и замолчал еще на полминуты. – Есть кому позвонить, чтобы приехали штраф за тебя заплатить?
Мне было некому позвонить. Последний мой разговор с отцом закончился весьма сухо, он как-то зашел ко мне днями, и я предложил ему чашечку пуэра, так как больше ничего не было. Он ответил, что не будет употреблять в пищу продукт гниения. Мы уже хорошо знали друг друга, возникла долгая пауза. В конце которой я добавил, что, по моему глубокому убеждению, человек не превращается в волшебную пыльцу после смерти, человек – это тоже продукт гниения, разве что куда более интенсивного и, я бы даже сказал, запущенного в некоторых случаях, но это если говорить об оболочке… Когда я предложил обсудить содержимое, он вспомнил, что заходил за WD-40, еще раз продемонстрировал мне, что желаемый баллончик у него уже в руке, и мы попрощались. Разуметься, это привело к тому, что на чай он ко мне больше не заходил. У Даши были четыреста рублей, чтобы уехать, мобильного с собой не было, я помнил наизусть только номера телефонов родителей, но мне совсем не хотелось будить их по такому поводу. Всех остальных, кому я мог позвонить, можно было вот так же, на основании только внешнего вида, закрыть здесь на пятнадцать суток.
– Адвоката мне дайте, пусть приедет и зафиксирует побои. Меня сюда вот так вот в тапочках из машины реанимации, а не из подворотни с косячком привезли. Вы сами-то что творите? Мне что, надо снова откинуться, что ли? Вытащили человека с того света, чтобы я штраф вам оплатил?
– Вы
