и все, или вообще прирежут и заспиртуют…
– По мне так лучше пусть прирежут, чем в борделе с потными, вонючими мужиками… – покачала головой Лиза.
– Ну, во-первых, не все мужики потные и вонючие… Некоторые на встречу с женщиной дезодорантятся больше, чем на работу. Ну, а во-вторых, – и Мадлен подмигнула, – ты же еще не пробовала. Может, тебе понравится…
И тут опять застонала женщина:
– Пить… Пить…
Лиза тут же встала и направилась к ней.
А Мадлен скривилась:
– Смотри, мать, будешь к этой шастать, я от тебя отгорожусь. Вообще общаться с тобою не буду…
– Как знаешь, – пожала плечами Лиза. – Я не могу человека вот так бросить… А если бы на ее месте ты оказалась или твоя сестра, мать…
– Нет у меня ни сестры, ни матери, – резко сказала Мадлен и отвернулась.
А Лиза взяла еще одну бутылку воды и, открутив пробку, направилась к женщине.
И тут сверху раздались переборы гитары и надтреснутые, похоже, пьяные мужские голоса затянули:
«Поезд мчался на восток.
Искры гасли на ветру.
А в вагоне кто-то пел:
“Я чешу, чешу ногу,
Я чешу, чешу ногу,
Я чешу, чешу ногу”».
Мадлен тут же закричала:
– Эй, вы там, наверху! Отзовитесь! Тут человек умирает!
Но наверху, наверное, не услышали. Песня, которую Лиза слышала в поезде в исполнении своих попутчиков-студентов и Милы, продолжалась:
«Вот устроился я спать,
Но уснуть я не могу.
В голове моей опять:
“Я чешу, чешу ногу,
Я чешу, чешу ногу,
Я чешу, чешу ногу”».
Мадлен, осознав, что ее не слышат или игнорируют, подошла к ящику с минералкой и, схватив бутылку, швырнула ее вверх. Правда, неудачно. Бутылка не долетела до лаза, упала на пол и, наколовшись на торчавший в доске гвоздь, лопнула.
Пение наверху продолжалось:
«Сладко спали мы в купе,
Паровоз кричал: “Угу!”
А вагоны все поют:
“Я чешу, чешу ногу,
Я чешу, чешу ногу,
Я чешу, чешу ногу”.
Вот проснулся утром я,
Но поесть я не могу.
В ресторане все поют:
“Я чешу, чешу ногу,
Я чешу, чешу ногу,
Я чешу, чешу ногу”.
Вот приехал я домой,
Но работать не могу.
Целый город мне поет:
“Я чешу, чешу ногу,
Я чешу, чешу ногу,
Я чешу, чешу ногу”.
Я так больше не могу!»
– И я так больше не могу! – крикнула Мадлен и, прицелившись, запустила еще одну бутылку.
В этот раз бутылка попала в крышку лаза и стукнулась так, что крышка даже чуть подскочила.
Пение утихло, послышался отборный мат, потом лаз открылся и в просвете показалось красное не то
