удачно. Потому что как только бутылка вылетела в лаз, раздался громкий вскрик, за которым последовала отборная ругань.
Лаз тут же захлопнулся.
– Ну вот, что ты наделала! – покачала головой Лиза, которая все это время продолжала поить больную. – Они теперь вообще к дыре подходить не станут.
– Ниче! Ща пару бутылок еще запущу и вообще ихнюю крышку на фиг разобью! – решительно заявила Мадлен, нащупывая очередную бутылку.
– Перестань, – бросилась к ней Лиза. – Еще пару бутылок запустишь, и мы без воды останемся. Ты не забывай, мы на корабле. И сколько нам еще плыть, неизвестно. Так что лучше подождем, пока они своего Михалыча приведут. Если тот, конечно, не побоится теперь показаться.
– Ой, ну и мужики пошли! – зло фыркнула Мадлен. – С бабами поговорить боятся. Ну, скажи, вот куда мне на горшок сходить?
– Ну, давай как-нибудь ящик из-под бутылок приспособим… – пожала плечами Лиза.
– Очень оригинально! – хмыкнула Мадлен, доставая из ящика и выкладывая на пол бутылки с водой. – Он же, мать, дырявый. Хотя, если на дно вот эту жесть ржавую пристроить, а вместо крышки другую жестянку взять… Даже и вонять, может, не будет. А они потом пусть с нашим дерьмом сами разбираются.
– Будет настоящий унитаз… – улыбнулась Лиза.
– Мы когда из детдома сбежали, – проговорила Мадлен, пристраивая листы жести, – в подвале дома одного месяц, наверное, жили, так мы себе тоже отхожие места из ящиков делали. Там целая куча ящиков каких-то была. Но там ящики были пластмассовые и с крышками…
– А ты что, детдомовская? – спросила Лиза.
– Ну да, а что? – пожала плечами Мадлен.
– Да ничего, просто спрашиваю… А родители твои что, умерли?
– Хрен их знает, где мои родители… – покачала головой Мадлен. – Позабыт, позаброшен с молодых, юных лет… Не знаю, во всех документах прочерк стоит. Зато меня усыновлять было удобно. Меня целых три раза усыновляли… То есть удочеряли.
– И что?
– Да ничего. Одни вроде так ничего были, своих двое детей, пацан и девка. Я, правда, хоть малая еще была, как чувствовала, с первого дня, когда мылась, в ванне запиралась, никого не пускала. А потом как-то мылась, мылась, а тут кран прорвало, хочешь не хочешь, впустить тетеньку пришлось. Ну, она, как мои сиськи увидела с четырьмя сосками, так и онемела. Назавтра вещи мои собрала и назад в детдом. Я за дверями стояла, все слышала. Она директрису строить начала: «Вы почему не предупредили нас, что ребенок с отклонениями!» В общем, вернулась я в детдом. А там и до того меня травили. А после хождения в семью вообще жизнь в ад превратилась. Гнобили по-страшному. Но я там не одна такая была. Сашка-хромой, Райка-безручка… вот мы и решили вместе бежать. Осень на дворе, холод, а мы в бега подались. На ногах кеды, курточки на рыбьем меху… Забились в какой-то подвал и жили там вместе с крысами. На улицу через окошко, как кошки, вылазили, попрошайничали, а иногда и крали то, что плохо лежит. А через месяц, как раз снег выпал, Сашку-хромого менты на вокзале замели. А он малой был, плакса. В общем, сдал
